Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так ты живешь с бабушкой?
— Нет, я провожу у нее лето. Моя мама — актриса, летом она всегда в отъезде.
— Твоя мама — актриса?
А возможно, Анита куда интереснее, чем казалось поначалу.
— Угу. В театре. Сейчас она играет в «Суровом испытании»,[14]вне-Бродвея.
— А что это?
— Это пьеса о процессе над ведьмами Салема, хотя мама говорит, что она скорее про политику.
— О, — сказала Дейзи. Они уже дошли до поворота на их подъездную дорожку. — Нам сюда.
Дейзи провела Аниту в летнюю кухню, душную от дневной жары. В холодильнике нашлись сэндвичи с болонской колбасой, а на столе лежала записка от матери, в которой говорилось, что родители устроили пикник на пляже.
— Вот. — Дейзи протянула Аните тарелку и ухватилась за кувшин с лимонадом, по особому рецепту ее матери. Наверно, один из сэндвичей предназначался Эду, но ее это не заботило. — Мы можем устроиться на террасе.
В голубой гостиной Дейзи увидела тетю Хелену, спавшую в кресле.
— Подержи, — она сунула кувшин Аните, — я сейчас.
Она подошла к тете и положила ей руку на плечо:
— Тетя Хелена?
Тетка не пошевелилась. Она легонько похрапывала, мягкие губы были приоткрыты. Стакан в ее руке накренился, и темное пятно расползлось по синему сарафану.
— Тетя Хелена, — позвала Дейзи чуть громче и чуть тряхнула теткино плечо.
Тетя открыла глаза и попыталась сфокусировать взгляд на Дейзи.
— Тетя Хелена. Вы, кажется, устали. Почему бы вам не подняться к себе и не прилечь?
Тетка молча выкарабкалась из кресла и побрела в сторону лестницы. Дейзи смотрела, как она взбирается вверх, тяжело хватаясь за изогнутые перила.
— Это моя тетя, — пояснила Дейзи, когда вернулась на террасу. — Она устала, думаю, это из-за жары.
Анита посмотрела на Дейзи и куснула сэндвич.
— Она тетя со стороны твоей мамы?
— Угу. То есть она ей не сестра, просто кузина. Но я зову ее тетей.
— У моей мамы есть подруги-актрисы, которых она называет сестрами. Но я не зову их своими тетями, — сказала Анита.
Поедая сэндвич, Дейзи размышляла: вот если сейчас посмотреть на них из дома, не похожи ли они с Анитой на мать и тетю, изысканные и женственные, ведущие взрослые разговоры о пьесах, Нью-Йорке и мертвых девушках?
К тому времени, когда Эд вернулся домой, Дейзи показала Аните свой тайник с комиксами «Арчи» и розовой ракушкой. Она даже показала ей единорога, и Анита не рассмеялась. Она восхитилась его гривой. Они играли в «Войну» на полу в комнате Дейзи, когда вошел Эд, одетый в смешную униформу цвета хаки и с платком на шее. Торчащие из шорт ноги напоминали белесые ходули.
— Привет, — сказал Эд.
— О, — ответила Дейзи, обернувшись, — привет.
Анита вскочила:
— Привет, я Анита. Значит, это ты нашел тело.
Эд молча смотрел на Аниту.
— Дейзи мне много о тебе рассказывала. — Анита улыбалась.
Это было неправдой. Дейзи кольнула неприязнь.
— Как там ваш отряд зануд? — спросила Дейзи.
— Вообще-то с ними довольно интересно, — ответил Эд. — Мы провели день на Веселой Голове, искали наконечники для стрел.
Он сел на пол и аккуратно положил рядом с картами Дейзи маленький серый заостренный камешек.
— Это тебе, — тихо сказал он. — Только я нашел.
Дейзи тут же пожалела о своей злости.
— Спасибо.
— Ух ты! — воскликнула Анита. — Здорово.
— И я использовал свой новый нож, — сообщил Эд, вертя в руках красный швейцарский нож, который купил для него отец Дейзи. — Рубил им ветки.
— А вам полагается клясться в верности флагу и все такое? — спросила Анита. — Моя мама говорит, что это все промывка мозгов.
Эд посмотрел на нее более внимательно.
— Нет, мистер Ридинг в это не верит. Он говорит, что он еретик, и массачусетские скауты даже не разрешили ему стать настоящим начальником отряда. По крайней мере, не по их правилам. Мы следуем традиционным методам Томаса Сетона[15], путем индейцев.
— Индейцы, они потрясные, — сказала Анита. — А ты знаешь, что они не верят в Бога?
Дейзи снова начала злиться, слушая, как эти двое болтают через ее голову.
— О чем ты говоришь, мистер Ридинг не верит в Бога?
— Не все верят в Бога, — ответил Эд. — Многие в Голливуде не верят.
— Вы оба чокнутые, — заявила Дейзи. — А если он не настоящий начальник отряда, значит, ты не получишь никаких значков отличий.
— Это неважно, — сказал Эд. — Я учусь резать по дереву, свежевать ножом кролика, как это делают индейцы на Веселой Голове. Основы выживания. Это куда полезнее.
— Ты убиваешь кроликов? — ужаснулась Дейзи.
— Им не больно. Сперва нужно сломать шею.
— Ты что, правда их душишь? — На Аниту это, похоже, произвело впечатление.
— Не совсем, достаточно просто свернуть шею, — невозмутимо пояснил Эд. — Придерживаешь ее, а потом раз — и резко поворачиваешь. А дальше подвешиваешь за заднюю лапу и отрезаешь голову, чтобы стекла кровь.
Дейзи затошнило.
— Ты в порядке? — спросила Анита. — Какая-то бледная ты.
— Мне нехорошо, — пробормотала Дейзи.
Болонская колбаса явно рвалась наружу.
Эд смотрел на нее.
— Кажется, меня сейчас стошнит, — пробормотала Дейзи, поднимаясь.
Зажав рот ладонью, она бросилась в ванную, где ее вытошнило в небесный унитаз.
В следующие две недели мать развернула подготовку к вечеринке. Американские флажки заполонили обеденный стол — в ожидании, когда их пришьют на ленту; приглашения с надписью «Тайгер-хаус» и выгнувшимся бенгальским тигром погребли под собой рабочий стол матери; деревянные ящики с лучшим хрусталем были подняты из подвала и выстроились рядком вдоль стены в зеленой гостиной; листки с телефонными номерами, адресами и именами — некоторые из них были перечеркнуты — валялись по всем комнатам, точно огромные хлопья пыли. Мешочки с серебром, подготовленным для чистки, грудами лежали на столах летней кухни, а вышитые бабушкины скатерти укрывали все кресла и диваны, дожидаясь внимания горничной. И телефон не умолкал ни на минуту. Звонил то цветочник с сообщением, что персиковых пионов в это время года не достать (сошлись на белых гортензиях), то человек от Крейнов, предупреждавший, что таблички с именами для раннего ужина могут запоздать на день-два; беду удалось предотвратить, объявила мать Дейзи домочадцам, когда человек, который расписывал японские фонарики, перезвонил, чтобы сказать, что он наконец нашел машину, которая сможет доставить груз с большой земли вовремя.