Эллиот кивнул с новой силой.

– Она убеждена в этом.

– Это Ретт ей сказал?

– Она говорит, что видит признаки.

– Я бы поспорила, – сказала Перл и сразу пожалела об этом, потому что Эллиот уже взял ее за руки с готовностью извлечь выгоду из каких-либо признаков ревности. Но Перл не ревновала. Ни к этой молодой, наглой, розоволосой Вэл, ни к ее браку с Эллиотом. Вообще ни к чему.

– Голубка, – произнес Эллиот обворожительно и с упреком.

– Просто он редко куда-то выходит, – сказала она. – Поэтому я не понимаю, когда у него появилась такая возможность…

– Ну, может, это онлайн-любовь.

– А когда выходит, то только с Джосайей.

Эллиот поднял брови.

– Возможно, он влюблен в Джосайю.

Перл вырвалась из его рук.

– Уж не знаю, где Вэл черпает свои идеи.

Эллиот усмехнулся.

– Да. И я не знаю.

Перл оглянулась на террариум: ящерицы не было видно.

– Однако это хорошая мысль, верно? – произнес Эллиот за ее спиной. – Мы это проходили – лечение любовью.

– Ты романтик, – тихо откликнулась она.

– Ничего не могу с собой поделать.

Он подарил ей еще один скользящий поцелуй, который на этот раз пришелся на нежный участок под челюстью. Перл еле подавила желание повернуться и укусить его.

Перл не пришлось искать Картера – на этот раз он сам ее нашел. Он поймал ее на выходе из туалета и, двигаясь боком, попытался незаметно вложить в ее руку накопитель. Перл отдернула запястье, вздрогнув от его прикосновения, и устройство упало и закружилось на ковре, как монетка. Когда Перл поняла, что он пытался сделать – как в шпионском фильме, – ей пришлось сдерживать смех. Впрочем, это и было похоже на шпионский фильм. Она не знала, чем рисковал Картер, чтобы получить этот файл, но понимала, какие будут последствия, если его у них найдут.

– Кажется, ты что-то уронила, – сказал Картер, поднимая накопитель и протягивая ей.

– Спасибо.

– Что это? – спросил он.

Она огляделась и увидела, что они в коридоре одни.

– Просто монета, – ответила она, не понимая этой игры.

– Старинная? Она похожа на старинную. – Его глаза не блестели заговорщицки, и улыбки тоже не было.

– Нет, – решила ответить она. – Это обычная монета. Ничем не отличающаяся от других.

– Лучше положи ее в карман, – сказал он.

– Гм. Так и сделаю. – Она положила накопитель в карман. – Спасибо, что сказал мне, что я ее уронила.

Картер выдавил полуулыбку и слегка пожал плечами.

– Не стоит меня благодарить. Так поступил бы любой порядочный человек.

Файл был ужасен. Он, несомненно, был таким во всех отношениях. Во-первых, ужасал его размер. Перл открыла файл, только когда добралась домой (она не хотела делать это на работе), и увидела, что в нем более тысячи страниц непонятного текста, напечатанного мелким шрифтом. Не позволяя себе сесть, она встала коленями на диван и начала листать документ. Сами фразы тоже были ужасны. Как и их разнообразие, уровень жестокости и тот факт, что кто-то об этом думал. Ужас. Просто кошмар. А самым ужасным было то, что где-то здесь была фраза Ретта, но неизвестно, какая именно.

Файл был еще и изнурительным, чего Перл никак не ожидала. Его утомительность и то, как она потом к этому привыкла, отупляли. «Да, вот это. Несомненно. Конечно. Почему бы нет?» В голове Перл появилось странное чувство, как будто ее мысли проговаривал какой-то диктор вдалеке. Она медленно вдыхала и выдыхала ртом, и ей казалось, что она замечает каждый раз, когда моргает. СУД внезапно подала сигнал, оповестив, что Ретт в вестибюле. «Остановись», – мысленно сказала себе она, на этот раз своим голосом.

Перл заставила себя встать с дивана и обошла комнату, остановившись у террариума. Но вместо того чтобы наклониться и посмотреть через стекло, она потянулась за маленькой картонной коробкой на полке. Немного подержала ее в руках, затем открыла. Внизу послышалось шевеление: Леди выскользнула из-под ветвей и устремила взгляд вверх. Должно быть, запомнила, что звук открывающейся коробки означает, что сейчас будет еда. Перл заглянула в коробку. Мыши были омерзительными – слепые дергающиеся кусочки плоти. Собравшись с духом, она выбрала одну и положила ее на ладонь, где та легла на живот, растопырив лапки. Мышь вдруг собралась с силами и начала ползти носом вперед, и Перл увидела маленькие выпуклости там, где должны быть уши. Внизу в нетерпении мотнула головой Леди.

И стоя там, Перл вдруг поняла, что внутри нее есть темное пятно, разрастающееся с каждой ее мыслью. Ее гнев на Эллиота. На Вэл. На Ретта. На себя. На свою глупую беспомощность. На бездну одиночества. Как же приятно было почувствовать, что она что-то делает, причиняет вред, когда ей самой причинили столько вреда.

Снова раздался звук СУД, сообщавший, что открылась входная дверь. Перл подняла глаза и увидела в дверном проеме Ретта. На его лице было странное выражение, которое на первый взгляд означало смущение. Затем она моргнула и поняла, что под смущением скрывалась головокружительная гордость – там скрывалось счастье.

– Мам, – позвал он.

В дверном проеме рядом с ним появилась девушка. Они стояли так близко, что их плечи соприкасались. У нее были короткие волосы с маленькими завитками, а на руке, от запястья до локтя, были надеты тонкие браслеты. Она была влюблена. Перл поняла это только потому, что увидела это в Ретте, которого она очень хорошо знала. Взгляд девушки был таким же, как у ее сына. Они оба были влюблены.

– Мама, – раздался голос Ретта, – мам, это Сафф.

– Здравствуйте. – Девушка помахала рукой, но затем подумала и протянула ее. Каждое ее движение сопровождалось звоном браслетов, которые скользили вверх-вниз по ее руке.

И с этим жестом темная пропасть, разверзшаяся внутри Перл, снова сжалась до размеров пятна на сердце – до того размера, который она могла выдержать.

– Привет, Сафф, – сказала Перл.

Она двинулась вперед, чтобы пожать руку девушки, но остановилась, внезапно осознав, что до сих пор держит маленькую мышь. Перл чувствовала, как эта крошка бьется в ее ладони.

Эллиот ел уже шестую чашку меда, когда его начало тошнить. Мед опускался в желудок идеальными шариками, золотыми пузырьками, сверкающими и подрагивающими на конце его ложки. Выходил же он в брызгах, падающих в ведро у ног Эллиота, – липких, коричневых и вонючих. Когда рвота окончательно прекратилась, Эллиот вытер рот и, выпрямившись, увидел, что на него смотрят все посетители галереи. Под его взглядом они смущенно отводили глаза, как будто это их, а не его только что вырвало на платформе посреди художественной галереи. Эллиот сказал себе, что не чувствует стыда за то, что на него смотрели во время этого процесса. В конце концов, в этом и был смысл. В произведении искусства. Да и в искусстве в целом. Им нужно было остановиться и посмотреть на это. Он лучезарно улыбнулся зрителям и вытер каплю рвоты возле уголка рта.