Мы плыли в бесконечном людском потоке. Люди вокруг шумели, торговались, смеялись, спорили… Вдалеке гудели машины… Казалось, все звуки сливаются в один пульсирующий гул… И люди. Некоторые девушки были одеты, как и я, в шальвар-камизы. Другие носили брюки и блузки. Я видела нескольких женщин, полностью укрытых одеждой – так, что видны были только глаза. Были еще и те, которые преспокойно носили рубашки с короткими рукавами.

Я всегда мечтала о путешествиях в далекие города, но здесь, всего в нескольких часах езды, в Лахоре, чувствовала себя словно на другой планете.

Мы миновали обувной магазин, магазин сумок и еще один, в котором торговали браслетами. Мне хотелось посмотреть все, но я вынуждена была идти рядом с Насрин Баджи, а она отправилась в магазин сари.

Войдя внутрь, я встала у задней стены. Насрин Баджи присела на красную подушку и указала на ряды тканей, висевших вдоль стен. Лавочники принялись доставать рулоны шелка и разворачивать их на полу перед ней. Вскоре весь пол превратился в море зеленого, розового и небесно-голубого цветов. Наверное, им потребовались бы часы, чтобы все снова разложить по местам, но мужчинам, казалось, было все равно. Насрин Баджи просмотрела всевозможные сари и выбрала три.

Я никогда не видела, чтобы кто-то совершал покупки с такой легкостью, как Насрин Баджи. Она просто ходила из одного магазина в другой и указывала на то, что ей приглянулось: золотые серьги, серебряные туфли на каблуках, браслеты с рубинами… И они становились ее собственностью.

Когда мы вернулись в машину, солнце уже садилось. Набила оказалась права насчет сумок – мои руки уже болели от тяжести. Небо вспыхнуло розовым цветом, а затем, пока мы ехали, постепенно сделалось фиолетовым. Когда мы проезжали мою деревню, стало совсем темно. Я посмотрела на школу, освещенную лунным светом. Потом на дом Хафсы. На мой собственный дом…

– Ты не сказала, что Шабнум выходит замуж, – заметила Насрин Баджи.

– Шабнум? – повторила я.

Это была старшая сестра Хафсы.

– Дочь Шауката. В эти выходные. Они взяли в долг немного денег на приданое, хотя оно все равно вышло скромным, учитывая их материальное положение. Разве родители не рассказали тебе об этом?

– Но у меня нет телефона, – ответила я.

– У каждого есть телефон. Почему ты его не взяла?

– Джавад Сахиб забрал его у меня сразу же, как только я к вам приехала.

– Ты хочешь сказать, что с тех пор ни разу не разговаривала со своими родными?

Я помотала головой.

– Бедная твоя мать, она, должно быть, так волнуется! – Глаза моей хозяйки расширились. – Это ужасно. Она заслуживает того, чтобы увидеть тебя и понять, что с тобой все в порядке. В твоем распоряжении будет три дня. Побудешь на празднике, проведешь время с семьей.

– Но позволит ли мне Джавад Сахиб?

– Почему бы и нет? – спросила она. – У тебя есть свободное время. Это твое право.

Я достаточно долго жила в их поместье, но еще многого не понимала. Однако эти раздумья быстро сменились мыслями о родном доме. Насколько сильно я скучаю по знакомому изгибу на кровати? По еде моей матери? По Симе и младшим сестренкам? По моим друзьям?

Я знала, что должна поблагодарить Насрин Баджи. Сказать, как много ее слова значили для меня. Но как мне выразить свою благодарность? Слова застревали в горле. Итак, я смогу побыть дома. Пусть ненадолго, но я смогу вернуться домой!

Можешь ехать быстрее? – спросила я Гулама.

– Я еду не медленнее и не быстрее, чем обычно, – ответил он.

– Но можно же немножко побыстрее, это ведь никому не повредит! Ну пожалуйста!

– А ты заплатишь за ремонт машины, если с ней что-нибудь произойдет? – Он рассмеялся.

– Гулам, – взмолилась я, – только один раз!

Он покачал головой, но потом посмотрел на меня в зеркало заднего вида и подмигнул. Двигатель загудел громче, и теперь пейзаж мелькал быстрее. Вскоре показалась моя деревня. По дальним полям бродили буйволы. Несколько мальчишек пинали на улице выцветший футбольный мяч. Вдруг мяч вылетел на дорогу. Машина резко остановилась. Дети окружили ее и стали указывать на нас пальцами.

Я толкнула дверь. Гулам опустил стекло.

– Куда ты? – спросил он. – Остался всего один квартал.

– Не могу больше ждать! – закричала я. – Спасибо, что подвез!

Я бросилась бежать по дороге. Вот они, знакомые розовые кусты. Потертая входная дверь, как всегда, скрипнула, когда я открыла ее. Когда я вошла в дом, мне показалось, что последние несколько месяцев были просто ужасным кошмаром, который мне приснился, а теперь все кончено, я была дома.

Сафа и Рабия спорили о чем-то у кушетки. Они так увлеклись, что вначале не заметили меня. Я смотрела на их раскрасневшиеся щеки и упертые в бедра руки. Крики девочек эхом отдавались от бетонных стен. Сима чистила огурец у плиты. Она повернулась успокоить их и тут увидела меня. Она ахнула и выронила нож. Тот с грохотом упал на пол.

– Сестра! – закричала она, потом бросилась ко мне и обняла.

Я, кажется, забыла, каково это – чувствовать родные объятия.

– Амаль дома! – дружно воскликнули Рабия и Сафа.

Их глаза загорелись, как огоньки. Они тоже бросились ко мне. Я нежно обняла обеих и долго не хотела отпускать.

– Амаль?

Это была мама. Она несла на руках мою сестренку Любну. Волосы мамы были распущены. Они были влажные и казались более седыми, чем три месяца назад. Она подошла ко мне и погладила меня по голове, словно проверяла, настоящая ли я. Затем выражение ее лица изменилось. Она обняла меня.

– Мне разрешили приехать на несколько дней, – ответила я и обняла маму, – на свадьбу. Не могу поверить, что я дома!

– А я звонила тебе. Каждый день. Но в ответ слышала только длинные гудки. А потом в один из дней и гудки пропали. Я ждала целую вечность, пока не узнала, что с тобой все в порядке. – Она вытерла слезы.

– Он забрал мой телефон в первый же день. Мне безумно хотелось поговорить. Со всеми вами.

– Сима, поди позови отца, – попросила мама. – Амаль, садись рядом. Дай же мне тебя разглядеть!

Несмотря на усталость, отразившуюся на ее лице, она выглядела снова моей мамой.

– Наши куклы скучали по тебе, – заявила Рабия, протягивая мне лоскутную куклу. Сафа тоже поспешила к нам.

Они рассказывали друг о друге, делясь всеми приключениями, которые я пропустила. Я удивилась, слушая Сафу: в первый раз она говорила так четко. Любна подросла, у нее было пухленькое личико и мягкие локоны, как у Сафы и Рабии. Я протянула руки, чтобы взять ее, но она отстранилась, застенчиво глядя на меня с маминых рук. Она, наверное, уже не помнила, как раньше держала меня за руку и смотрела в глаза, когда была новорожденной. Сейчас я стала для нее не старшей сестрой, а чужой тетей…