Знакомство прошло суетливо и сумбурно. Назывались фамилии: доктор Циммерман, доктора Велливер, Бьюкенен, Эденфильд. Люди в белых халатах улыбались и беззастенчиво рассматривали «близнецов», словно те были почетными гостями, опоздавшими на вечеринку с коктейлями. Джон с удивлением отметил, что где-то видел некоторых из них. Но он не мог припомнить подробности тех встреч. Ученые радостно пожимали им руки. Молодой офицер представился как Дурбин.

Двое из четверых солдат подхватили М-16 и вернулись в кабину лифта. Хилл отправил их куда-то с новым поручением.

«Надеюсь, на Луну», — подумал Джон.

Гостеприимные «халаты» и хмурые «ястребы» повели «близнецов» по длинному коридору к очередной закрытой двери, на двойных створках которой виднелась внушительная надпись: «ОПЕРАТИВНЫЙ ЦЕНТР (только для утвержденного персонала)».

На стенах помещения играли блики от дюжины экранов. Вся передняя стена была увешана большими телевизорами, настроенными на новостные каналы. Си-эн-эн сообщала, что горящие нефтяные скважины Ирака станут причиной снижения производства бензина. Си-эн-би-си анализировала новую стратегию предвыборной кампании Белого дома в свете недавнего убийства президента Гриффина. «Фокс ньюс» рассказывали, что из-за волны увольнений последняя демонстрация в Лос-Анджелесе переросла в народный бунт. Джон отвернулся от экранов и осмотрелся по сторонам.

Перед стеной с телевизорами располагалась серая трибуна. В центре комнаты стоял большой стол из красного дерева. Джон насчитал двадцать кресел. Напротив каждого из них был установлен лэптоп. В задней части помещения находилась приподнятая платформа с несколькими пультами и мониторами компьютеров. Там, глядя на экраны, сидели двое солдат. Светодиодные лампы на потолке едва освещали тусклую комнату. У торца стола Джон увидел одинокого мужчину. Тот сделал последнюю затяжку и раздавил в стеклянной пепельнице тлевший сигаретный окурок. Его плечи поникли. Похоже, он был чем-то опечален. Мужчина даже не взглянул на группу, вошедшую в оперативный центр. Пока люди рассаживались за столом в потертые кресла, он намеренно отвернулся в сторону.

Джон присмотрелся к нему. Сутулая фигура, амальгама серебристых бровей, редкие волосы, которые давно было пора постричь. Несмотря на очки в толстой оправе, лицо мужчины казалось очень знакомым: бледное, осунувшееся, помятое возрастом… но все с такими же высокими скулами, сильным подбородком и морщинами на лбу. Он завял и выветрился — стал более бренным. Но Джон помнил каждую его черту. Значит, все это было правдой. Абсолютно все.

— Папа.

Он не мог удержаться… да и не хотел. На его глаза навернулись слезы.

— Папа!

Мужчина — некогда называвшийся Хью Смитом, а теперь вновь ставший Хьюго Шериданом — отвел взгляд от мерцавших в пепельнице янтарных угольков и поднял голову.

— Не называй меня так! — крикнул он.

Ошеломленные «близнецы» смотрели на него в четырнадцать глаз. Отец, поморщившись, взглянул на их лица. И больше не было той теплоты… того гордого румянца на щеках… той улыбки на губах, когда он сажал их к себе на плечи, чтобы сделать последний слэм-данк перед ужином. Осталась лишь глубокая печаль.

Священник подбежал к нему, нашептывая какие-то слова. Джон разобрал только «слава богу», «ты жив» и «как я рад снова видеть тебя». Но когда Томас приблизился, мужчина вскочил на ноги. Его кресло откатилось на колесиках и ударилось о стену. Шеридан сделал шаг назад. Он вытянул одну руку вперед и замахал другой, отгоняя от себя священника, словно муху, жужжавшую перед носом.

— Не нужно этого! — рычал отец. — Отойдите!

Томас остановился и с удивлением склонил голову набок.

— Папа, я не понимаю.

Мужчина с мольбой посмотрел на него, затем повернулся к остальным «близнецам».

— Отстаньте от меня. Хотя бы на время. Это просто невыносимо. Дайте мне покой! Вы можете понять, о чем я говорю?

Джон вспомнил эту фразу. «Ты можешь понять, о чем я говорю?» Обычно отец произносил ее, когда сердился. Он готов был поспорить, что все сейчас подумали об одном и том же.

Кляйнман протиснулся между семью «близнецами» и, протянув ладони к Шеридану, с укором покачал головой.

— Не делай этого, Хью. Не будь снобом. Сейчас не время для такого поведения.

— А ты вообще закрой рот! — огрызнулся Шеридан.

Он снова повернулся к Томасу. Его брови печально приподнялись вверх.

— Прошу тебя. Не прикасайся ко мне. Мне нужно время, чтобы привыкнуть к этому.

Доктор Майк схватил Кляйнмана за локоть и оттащил его в сторону. Хилл вскочил с кресла, но старый ученый махнул ему рукой, призывая генерала не вмешиваться в ситуацию.

— Что за хрень тут творится? — спросил доктор Майк. — Почему отец не хочет обнять своего сына?

Шеридан прищурил глаза. На его губах промелькнула печальная улыбка, знакомая Джону по детским воспоминаниям. Улыбка «ах, мой милый мальчик» — то выражение, которое появлялось на лице отца, когда Джон совершал какую-нибудь глупость. Например, в четырехлетнем возрасте он спрыгнул с кровати, словно Супермен, и вывихнул себе руку. Или годом позже, когда он пытался погладить кота миссис Диксон и в результате получил царапину на щеке. Глаза и улыбка отца, казалось, говорили: «Ах, мой милый мальчик. Как мало ты знаешь об этом мире. Как много тебе еще предстоит понять. Как сильно я люблю тебя».

Джон внезапно понял его чувства.

— Потому что я не ваш отец, — терпеливым и тихим голосом ответил Хью Шеридан. — И никогда им не был.

— Черт бы тебя побрал, — проворчал Майкл из-за спины Джона. — Сплошной лохотрон!

— Морпех! — рявкнул генерал.

Кляйнман гибким червем протиснулся между психологом и Майклом. Встав перед Шериданом, он расставил руки в стороны, словно рефери на ринге.

— Хью, сейчас не время для твоего негодования. Оно немного запоздало.

— Ты лучше бы молчал! — язвительным тоном ответил Шеридан. — Они сейчас говорят о том, что помнят. Когда эти парни вышли из Матки, в их пустые головы затолкали чужие воспоминания. Мы вели себя как мелкие обманщики, играющие в Бога. Как шарлатаны. Ты, я, они…

Он указал пальцем в сторону «белых халатов», все еще стоявших в дверном проеме.

— И этот чертов нацист…

— Успокойся! — крикнул Кляйнман.

— Отец, о чем ты говоришь?

Дрожащий голос, раздавшийся из-за спины Джона, принадлежал Джею. Шеридан, прищурившись, посмотрел на него.

— Извини. Я не знаю, кто из вас кто. Но я не твой отец, и ты не мой сын. Ты бета-клон. Я никогда не контактировал с тобой. Как и с каждым из вас. Ваши воспоминания относятся ко времени, когда вас не существовало. Вы тогда еще не появились на свет.

Взгляд Шеридана скользил по их лицам. Когда его серые глаза остановились на Джоне, тот почувствовал учащенное сердцебиение. Живот скрутило от нервного напряжения.