заливается, а сделать ничего нельзя. Поднялся на одну из возвышенностей. Петлистый ручей убегал на юго-восток, и там, вдалеке, не проглядывало ничего, что могло бы хоть как-то напоминать о присутствии человека.

На одном из перекатов плот сдулся и затонул вместе с рюкзаками. Камни продрали днище. Идти с грузом стало вдвойне тяжело. Дорогу перегородила небольшая речушка. Здесь, у слияния двух мелких рек или ручьев, на длинном продолговатом уступе стояло ветхое зимовье. По всем признакам его не посещали лет двадцать, мелкие грызуны поточили в прах все припасы, которые обычно оставляют охотники. Цукан без устали шарил в полутьме возле печки, на полу, смахивая застарелую паутину. Нашел два стеариновых огарка, меховая подстилка на лежаке рассыпалась в пыль, выбросил ее через дверь, которая кособочилась на ременных петлях. Очаг примитивный из камня по-черному, дым уходит через отверстие в потолке. Оглядывая потолок, заметил на сосновой балке тряпичный мешочек. Он почти не сомневался,

но все же лизнул окаменелый голыш.

— Витька, я соль нашел!

Парень, придремавший от усталости прямо на берегу, вскинул голову, приподнялся и на четвереньках пополз к домику. «Федорыч, дай лизнуть». Ему казалось, что ничего вкуснее не было в его жизни, чем эта кроха соли, которую отгрыз зубами.

Ранним утром Цукан настроил, установил удобный легкий вентерь, сделанный из ткани от чехлов и капроновой лески, с обручами из проволоки. Растолкал Виктора, дал необходимые наставления.

— Приберись тут в зимовейке. Потом на склоне полазай, смородина там черная. Соберешь, сколько сможешь. Если задержусь, вари рыбу сушеную. А с солью не балуй.

Он кинул в рюкзак немного копченой рыбы, сунул за пояс топорик и двинулся по левому низменному берегу к сопкам, что темнели на горизонте. Ему думалось, что там он найдет людей. Шел ходко, временами останавливался, рвал прошлогоднюю бруснику, пачкая руки, лицо бордовым соком. Оглядывал местность, пытаясь отыскать старые следы или просеку. Ничего. Хребет, казавшийся километрах в десяти, обманчиво медленно приближался. Попал в мшистую топкую низменность с чахлыми карликовыми березками и лиственницами. Пришлось возвращаться назад, а это вдвойне тяжело, как и все в этой жизни, когда нет правильного пути.

Пробираться к горному массиву напрямик сквозь заросли кустарника, мелколесье и поваленные деревья оказалось невозможно. Аркадий вернулся к речушке, двинулся вдоль береговой кромки. Река тысячу лет пробивала свое русло в каменистых породах, выбирая менее твердые и податливые грунты, прочертила с причудливой изощренностью длинные петли, устремляясь то на восток, то на запад, а потом снова на юго-восток. Шагал утомительно долго в облаке кровососущих, а горный массив не приближался, стоял вдалеке словно мираж. Заночевал на смолистом лапнике у костра. Только на второй день выбрался к подножию плато. Решил с верхней точки горного водораздела осмотреть окрестности. Поднялся на покатую вершину. Огляделся. Ни старых просек, ни следов вездеходов, только девственная тайга, прорезаемая нитками рек и ручьев, простиралась на многие километры. Впервые за много месяцев чувство тоски, страха подступило, вымораживая спасительную браваду, даже произнесенное вслух: «Плевать, прорвемся, Аркаша!» — не срабатывало. Он понимал, что по этим лесным дебрям без снаряжения, с инвалидом не пройти даже сотню верст. Если дождаться ледостава и двигаться на самодельных санях по реке? Это шанс. Унты взял с собой, пригодятся… Но опять же тогда идти в одного. Витька хороший парень, но городской, да еще без ноги. Чуть приморозит и без палатки — никакой костер не поможет. Остается одно, соорудить плот и дожидаться большой воды…

Пока перебирал разные варианты, слегка придремал. Когда вскинулся, то солнце склонилось к закату, заторопился вниз, определяться с ночевкой. Спускаясь по каменистому склону — не удержался и прокатился на боку, порвал куртку, снятую с бортмеханика, ободрал ладони. «Старею», — укорил сам себя. Заметил сверху небольшой привлекательный хвойник. Сосны стояли в два ряда, словно посаженные по бечевке. В глубине что-то темнело.

Сразу не сообразил, что это бревенчатый дом с односкатной тесовой крышей. Более всего поразила труба, выведенная с изгибом через верхний венец. Бросился бежать к дому…

Высокий древесный подрост окружал домик со всех сторон, только у входа, где лежал помост из бревен, кустарник не смог пробиться. Радость оказалась преждевременной, стало понятно, что здесь давно никто не живет. Металлический засов приржавел так, что пришлось выколачивать топором. Дверь добротная из плах, на воротных длинных петлях подалась легко внутрь, как и положено, на случай зимних буранов. Два узких окна-бойницы на южную сторону заросли паутиной и пылью и едва пропускали дневной свет. Перегородка внутри делила дом на две половины — кухня и спальня. Рукомойник, печь, стол, посудный шкафчик — это редкость, но как-то приемлемо. А вот ручная мельница, видимо, для первичной обработки кварца с вкраплением рудного золота, фарфоровая ступа с пестиком для перетирки шлихового золота удивила. В походном сундучке, окантованном полосками меди, лежала книга по геологии с ятями, тетрадь, стопка бумаг, накомарники, старые сапоги. Долго шарил в наступающих сумерках, надеясь найти карту. Нашел планшетную схему водораздела с обозначением места стоянки, речушек и Шайтан-горы, где, похоже, велись поисковые работы инженером-геологом Алониным, как значилось на нижней разграфке планшета вместе с другими непонятными для него пометками.

Хвойным веником Аркадий Цукан промел топчан, на большее сил не хватило, и тут же заснул безбоязненно, словно в собственной квартире в поселке Алдан с теплым туалетом и горячей водой. Почесывая зудевшие от укусов руки, подумал в последний момент: «Вот бы баньку…»

И как ни странно, ранним утром обнаружил баньку, топившуюся когда-то по-черному. Крыша с потолком провалилась внутрь, но прокопченные изнутри стены сохранились. Сохранился и полуразрушенный барак с нарами в два ряда и печкой-буржуйкой посередине. Это не походило на стоянку геологоразведочной партии. По всем признакам здесь не только искали, но и мыли золото еще до войны. В нем проснулся старательский дух, желание пошарить с лотком по ручьям. Но ждал в зимовье страдалец Витя.

Без блужданий по тайге путь обратно вышел вдвое короче. Он шагал к стоянке вдоль русла реки и пытался вспомнить давний рассказ-разговор про контрабандистов, про геолога Алонина, но не хватало какой-то зацепки, детали….

Витя обрадовался, встретил с криком — ну, наконец-то. А когда стали хлебать рыбный суп, то парень не удержался, сказал:

— Я думал, ты меня бросил…

— Хватит!.. — Цукан матюгнулся, рассердившись всерьез. — Я тебе говорил, ты опять за свое! Выкарабкаемся. Ты сопли не распускай. Вниз по реке километров пятнадцать — двадцать я дом нашел настоящий, рубленый. Переберемся туда, начнем ладить из сухостоя плот, по большой воде уплывем отсюда к едрёной фене. Я еще