Но здесь и сейчас было чрезвычайно тяжело отказаться от идеи целиться в ноги, а не бить наповал. Глядя на избитого Коула, жаждалось карать и уничтожать. Но я сознавал, что боль, грызущая внутренности, порождена и мной самим. Ведь виноват. Не поторопился, не пошел сразу на помощь, успокоил совесть отговорками.

– Заткнулись, – ровным голосом приказал я бандитам. Направил револьвер в темноту, потом на хозяина грота. – Без резких движений.

– А-а-а… – взвыл щуплый подонок, зажимая пальцами хлещущую из бедра кровь. – Я тебя зарежу, тварь! Так и знай, найду и зарежу!.. С-сук…

– Догони сначала, отброс, – холодно обронил я. И вогнал пулю во вторую ногу. – Но еще одно слово, тварь, и не оставлю тебе шанса.

Мелкий урод взвыл. Больше попыток скалиться не предпринимал и затих, захлебнулся криком. А затем свернулся клубком прямо посреди лужи, состоящей из воды, крови и мочи. Рядом с ним угрюмо сопел второй амбал, сосредоточенно зажимая рану и глядя на кровь с немым изумлением. А третий потерял сознание от болевого шока.

Нащупав в кармане запасной барабан, я выбил использованный и одним заученным движением зарядил новый. И пусть в старом остался один патрон, но рисковать не хотелось.

– Развязать! – приказал я тому детине, что остался в сознании.

Доходило долго, но все же он сообразил. Охая, приподнялся и, отбросив оголенные провода, принялся распутывать узлы на веревках.

– Готово, – буркнул детина. – Только он в отключке. Дуэн хорошо обработал.

– Заткнись и подбери дружков. Оттащи в угол и свяжи.

Морщась и скрипя зубами, амбал выполнил приказанное. Дополнительно обезоружил себя и напарников, побросал пистолеты и ножи на середину комнаты. И за это я позволил ему перевязать приятелям раны тряпками, потом жестом приказал усесться там же и не мешать. Внешне тугодум, подручный мелкого ублюдка проявил несвойственную скорость мысли и понятливость. Уселся и, взяв кандалы с ближайшей полки, защелкнул у себя на запястьях.

– Вот теперь можно и поговорить, – пробормотал я. Повернулся к невольным зрителям и криво усмехнулся поверх дула револьвера, перепрыгивающего с одной цели на другую. – Правда, дядюшка?

Нолан сидел, вжавшись в спинку дивана. Разом побледневший, с крупными каплями пота на лбу и вытаращенными глазами. Слишком уж быстро все произошло, неожиданно. Но стоит отдать должное, пришел в себя быстро. И пусть испугался, но самообладания не потерял. Одарил меня недобрым взглядом, скривился.

Все такой же субтильный. С неприятным лицом и жидкими волосами, глазами, смахивающими на грязный лед, что прятались под массивными надбровьями. Производил бы жалкое впечатление, если бы не властность, окутывающая незримой аурой, флер злости да дорогая пижама с мягкими туфлями.

– Ормонд, – сказал, как выплюнул, родственник, продолжая тискать в руках стакан с ромом, – как ты посмел ворваться сюда? Да ранить людей… Это… это… неприемлемо… Я тебя…

– Дядя, – перебил я укоризненно, – выдохни, зрителей тут нет. Оставь представление для других. Ты прекрасно знаешь, зачем и почему я пришел.

– Но как…

– А как пробрался мимо охраны и врат, пусть останется маленьким секретом, – невольно копируя тон Талли, произнес я. – И поверь, я сумею уйти так же легко, как и вошел.

– Не надо бросать водяную пыль в глаза, – ядовито фыркнул Нолан Мак-Моран. – У меня полный грот охраны. И раз на то пошло, то ты сам пришел. Подозреваю, душа заболела, решил спасти дружка, мелкого торгаша. Или смекнул, что твои секреты в опасности. Не важно. Это лишь значит, что условия буду диктовать я.

– Ты кое-что забыл, дядя, – усмехнулся я.

– И что же? – поинтересовался родственник с сарказмом.

– Револьвер у меня, – улыбнулся я шире. И медленно, картинно взвел курок.

Услышав металлический щелчок, Нолан на миг замер и судорожно сглотнул, взгляд стал невидящим, пустым. Затем попытался обернуться на тень за спиной, но, поняв, что скрывающийся во мраке хранит безмолвие и не двигается, скрипнул зубами.

– Ты собираешься что-то делать? – требовательно спросил дядя через плечо.

– Нет, – глухо ответили из темноты.

– Заплачу втрое! – заявил Нолан. – Тебе хватит с лихвой. Обезоружь племянника, оглуши. Я не поскуплюсь.

– Нет, – вновь раздался хриплый голос, тень шевельнулась. – Я не твой ручной убийца.

– Проклятье на твою голову! Тряпка! – сплюнул дядя. Повернулся ко мне и, выдержав угрюмую паузу, сказал с ненавистью: – Ты не посмеешь, Ормонд. Ты пустышка! Блудный сын моего непутевого брата и потаскухи-простолюдинки. Отребье и бродяга, променявший честь семьи на невесть что, спутавшийся с такими же ублюдками. И зачем-то вернувшийся в неподходящий момент, чтобы отобрать у меня заслуженное. Признаться, в первый момент я искренне полагал, что набиваешь цену. Но, по-видимому, ты настолько глуп, что, верно, решил взять на себя бремя… Так вот, мальчик, я тебя огорчу. Настоящая власть и имя должны быть чем-то подкреплены. Как минимум деньгами, связями. Чего у тебя нет. И потому ты никто, а я кто-то.

Подождав, пока он выдохнется, я склонил голову, якобы обдумывая услышанное с глупой усмешкой на устах. А затем выстрелил в диван рядом с ним и вновь испытал легкое удовлетворение, глядя в испуганно расширившиеся глаза.

– Пожалуйста, не оскорбляй мою мать, и так натерпелась, – мягко попросил я. – Еще раз ляпнешь нечто подобное, и я сделаю дырку в тебе, а не в мебели. И знаешь что? Пуле плевать, есть ли у тебя деньги или нет. Это я как бродяга и отребье говорю. Ты умрешь, а я опять исчезну. Такие вот дела. Мы друг друга поняли?..

Теперь он приходил в себя несколько дольше. Но совладал с собой и едва заметно кивнул. Почти недрогнувшей рукой поднес стакан ко рту и сделал большой глоток.

Оставалось лишь восхититься выдержкой. Пафосный мерзавец, но нервы стальные.

– Хорошо, – наконец сказал Нолан. – Ты пришел за своим дружком? Так забирай, и проваливайте отсюда! Эту партию ты выиграл, Ормонд, признаю.

– Не так быстро, дядя, – спокойно сказал я.

– Что? – возмутился родственник, брызжа слюной. – Денег хочешь? Или крови?.. Чего?..

– Ответов, – коротко, но веско обронил я, прожигая его взглядом. – И поверь, я пойму, если начнешь лгать. А если откажешься говорить… что ж, у нас целая ночь впереди, а место вакантно.

И тут я красноречиво скосил глаза на стальное кресло, в коем сидел Проныра. Приятель, похоже, начал возвращаться из мира грез. Дыхание изменилось, сам слабо зашевелился. Как я и предполагал, истязали ради того, чтобы доставить как можно больше боли при минимуме повреждений. Однако же крови на нем изрядно, будто неумелые болги пытались заколоть свинью.

И именно кровь увидел дядя. Заляпанные алыми брызгами и слюнями стены, пол в багровых разводах. Увидел будто впервые, и побледнел чуть сильнее.