Что-то чрезвычайно острое и раскаленное сразу в нескольких местах ворвалось в спину, обосновалось внутри, и вырвавшийся из горла короткий вскрик прорвался даже сквозь заложенные уши. Боль была адской, рот помимо пыли вдруг наполнился какой-то солоноватой теплой жидкостью. Сознание стало оставлять поэта, а его руки продолжали шевелиться, но уже не в желании разобрать завал, а лишь в приближении агонии.

Тело так и распростерлось на камнях, окрашивая их в густой багровый цвет, и куда-то пропала память о недавних счастливых минутах.

Последняя короткая конвульсия, выдох, тьма…

33

Города больше не было. То тут, то там грохотали взрывы, в воздух взметалась смесь дыма, земли и обломков домов, полыхало пламя, и посреди всего этого бесцельно носились обезумевшие люди. Другие люди уже никуда не торопились на белом свете, и их тела, разорванные, окровавленные, бесформенными грудами валялись там, где застала их смерть, или куда их перебросили последующие взрывы.

Привычных улиц не было. Где проходил совсем недавно, громоздились завалы или осыпалась разверзшаяся земля, потому Весан был вынужден постоянно петлять, находя единственный путь туда, где завис огромный столб дыма и пыли, укрыв в своей темноте то, что недавно являлось дворцом правителя.

«Отважный тигр» не ведает страха. Конечно, на самом деле страх был, но дед был отменным учителем, и неплохо воспитал любимого внука. Пусть рухнет весь мир, но «тигр» обязан выполнить свой долг, и не столь важно, что Весан еще не прошел все испытания. Он проходил их прямо сейчас, под рушащейся с небес смертью, ни на мгновение не задумываясь, зачтется ли ему это все равно где – здесь, или на небесах.

Повсюду слышались крики, то и дело они заглушались очередным разрывом, и казалось, этому не будет конца.

Конец наступил. Земля вспучилась почти перед Весаном, и легкое тело парнишки отлетело назад. Удар был так силен, что юноша потерял сознанием. Когда же очнулся, вокруг было до странного тихо. Весан не понял, что он сильно контужен и оглушен, он воспринял тишину именно как завершение бомбардировки. Впрочем, контузия была не самым страшным.

Юный «тигр» попытался подняться, и вдруг понял, что сделать этого не может. Не потому, что куда-то делись силы, хотя слабость была страшной. Просто обе ноги исчезли, и лишь два обрубка повыше колен указывали на места, где они были совсем недавно. Кровь обильно пропитала пыль разгромленной улицы, но жаль было лишь одного.

Того, что теперь уже не удастся поквитаться с врагом.

34

Ждать пришлось почти до полуночи. Как всегда, в небольшой лощинке горел костер. Абрек наблюдал за обстановкой, а мы попивали чай, да болтали обо всем понемногу, так, чтобы скоротать время.

– Не понимаю, чего ты так рано приплелся в полк? – вдруг спросил меня Тенсино. – Как попал на ташкентскую пересылку, все, уже считаешься в части. Сиди там, да пей, пока денег хватит. Хоть десять дней, все равно никто не сможет придраться. Какие там кабаки! Мечта!

– Мне двух дней вот так хватило, – я провожу рукой по горлу. – Будто я весь отпуск вел трезвый образ жизни! Сколько можно? Зато на второй вечер вдруг без стука открывается дверь, а за ней – патруль из штаба округа во главе с полковником.

– И? – заинтересовываются офицеры.

Эту историю я им не рассказывал. Как-то позабылась в суматохе прибытия, а затем – перебазирования.

– Ну, полковник с места спрашивает, мол, чем это вы тут занимаетесь, товарищи офицеры? Словно не видит бутылок на столе.

Делаю паузу. Все молчат, желая услышать продолжение.

– Признаться, я уже хорошо нагрузился, ну и ляпнул. Товарищ полковник, а вы что тут делаете? Полетели лучше с нами!

Все уже посмеиваются, и я окончательно добиваю их:

– Как ветром сдуло! Даже фамилий не спросил!

Теперь уже звучит не смех, а дружный хохот. И, нарушая его, звучит голос радиста:

– Товарищ старший лейтенант, вас!

Полкач короток и деловит. Сообщает, что утром подойдут подкрепления, и просит пока ничего не предпринимать. Словно я ни с того, ни с сего вдруг решу брать кишлак штурмом!

– Чей хоть он? – задаю вполне уместный вопрос.

Полкач сопит, и лишь затем извещает:

– Местные говорят – не их. Подробности узнаешь завтра. Удачи!

После чего отключается. Вот и понимай, как хочешь. Все равно, если бы на территории России вдруг нашлось село, населенное непонятно кем. Ни паспортов, ни прописки, ни обозначения на карте. Одно слово: цивилизация!

Но прежде чем огорошить подчиненных, я еще досказываю окончание отпуска:

– Вот. Потом, уже ночью, вдруг до меня дошло: чем я лучше того полковника, когда торчу в Ташкенте да пьянствую? В общем, утром дал я солдату рубль, он кого-то вычеркнул из списка пассажиров, а меня вписал.

– Дурак! – комментирует Тенсино.

– Каков есть! – парирую я без злобы. А затем без перехода вываливаю новости.

Реакция офицеров предсказуема. Звучат недоуменные восклицания, да мат.

– Давайте лучше спать, – предлагаю я. – Все равно ни хрена непонятно. А завтра, между прочим, тяжелый день. Сказано, что все объяснят.

– Но как такое может быть, Андрей? – все же спрашивает замполлитра. – Тут же развитое общество, и вдруг…

– Откуда я знаю? Все темнят, на что-то намекают, – и машу рукой, после чего действительно лезу в спальник.

Дневной переход порядком измотал всех, потому один за другим офицеры следуют моему примеру.

Лежу, курю последнюю на сегодня сигарету, а в голове вертятся одни и те же вопросы, на которые я все равно не могу ответить. И лишь на самой грани сна вдруг возникает Даша. Я вроде бы мысленно пытаюсь спросить ее о чем-то крайне важном, а дальше плавно соскальзываю в сон без сновидений…

35

Разумеется, подкрепление приходит отнюдь не с рассветом. Подъехать к кишлаку вплотную комбат не решается, или просто не находит удобной дороги. Броня просто довозит бойцов как можно ближе, и дальше они следуют своим ходом. Путь поддержки намного меньше, чем наш, но все равно километров шесть им приходится прошагать по весьма пересеченной местности.

Полкач расщедрился, и прислал обе роты нашего батальона. Плюс – нашу же минометную батарею. А раз все подразделения батальона в сборе, то как обойтись без комбата?

Хазаев, крепкий мужик с торчащими в стороны усами, вытирает с лица выступивший пот и с ходу заявляет:

– Ну, показывай, Зверюга, что ты здесь накопал?

За его спиной маячит Сугадаев, наш полковой переводчик, а так как переводит он только с фарси, то поневоле начинаю задумываться, командование что, считает, мол, в кишлаке кроме духов никого нет?