Зайцев долго молчал, рассматривая унылые стены комнаты, потом, тяжко вздохнув, сел на кровать.

– Колись, Ваня, – сказал он устало. – Колись. Какие высшие силы посещают тебя по ночам, какие прекрасные колдуньи нашептывают тебе сведения, которые ты так красочно только что изложил.

– Шашки, капитан, это все шашки. Великая игра. В шахматах многое зависит от техники, знания, памяти. В шашках проще. Что ты есть, то и есть. Вот игрок делает вроде бы сильный ход, но, встретив отпор, тут же пасует, пятится. Ему подворачивается шанс, он готов его использовать, но не хватает мужества, и он делает ход, казалось бы, надежнее, однако мелькнувший было шанс упущен. Женщины таких не любят. А кто их, таких, любит… Знаешь, бывает достаточно сыграть с человеком одну партию, и ты о нем знаешь больше, чем может сказать самая подробная, самая злопыхательская служебная характеристика.

– И на основании всех этих зыбких рассуждений ты предлагаешь мне надеть на человека наручники? – уже без куража спросил следователь.

– Ну, почему же, – бомжара повертел в воздухе растопыренной ладонью. – Причина для обыска у тебя есть. Толстый альбом в серой пластмассовой обложке. Я же сказал, что по характеру он канцелярист. Авторучки в стакане, заточенные карандаши, ластики, дыроколы и прочее. И еще – силикатный клей. Неприятный в работе, но, застывая, он становится совершенно прозрачным. Если смазать этим клеем пальчики, они не оставят никаких следов. И еще одно… На чашке могут остаться и отпечатки губ. А они такие же неповторимые, как и другие части тела… Помнишь, я рассказывал историю, как нашли убийцу по оттиску его задницы? Он слишком долго сидел на скамейке, поджидая несчастную свою жертву… А скамейка была покрашена не так давно…

– Да помню, Ваня, ту твою историю… Нет на чашке отпечатков губ. Стер злодей. Грамотным оказался. Ты куда сейчас намерен отправиться?

– В Можайск, капитан. Мои ученые, поэты, артисты… Заскучали небось.

– Есть встречное предложение. Оставайся здесь. Побудь… Пока не надоест. В буфете все согласовано. Можешь заходить когда угодно… Заказывай все, что хочешь… Вернее, все, что у них есть. Вот ключ от двери. Вот деньги на водку-махорку. Вход-выход круглосуточный. Как меня найти, знаешь. Мне пора. Работой ты меня загрузил на неделю. Будут новости – навещу.

– Ни пуха, капитан, – не поднимаясь с кровати, Ваня прощально махнул рукой.

Прошла неделя.

Бомжара отоспался, посвежел. Как-то собрался, съездил в Можайск, нашел свою компанию. Но невеселая получилась встреча, хотя с гостинцами приехал. В тот же день и вернулся.

А на следующее утро пришел Зайцев – с букетом астр. Махровых раздобыл капитан, темно-фиолетовых, цвета ночного неба. Тяжело поднявшись со своей койки, бомжара подошел к цветам, осторожно потрогал их пальцами, скользнул по верхним лепесткам ладонью, опустил в астры лицо и на какое-то время замер, вдыхая несильный запах осени.

– Как я понял, убийцу ты все-таки изловил? – спросил он, снова усевшись на койку.

– Задержал, – поправил Зайцев.

– Сопротивлялся?

– Плакал. Очень переживал.

– Ишь ты… А крест на кофейной гуще он видел?

– Видел.

– Пренебрег, значит, предостережением высших сил… Не любят они этого.

– Кто?

– Силы… А скажи… По гороскопу он кто?

– Дева он, Ваня. Видишь, в какой компании ты оказался…

– Что ж делать, в семье не без урода, – усмехнулся Ваня, вскинув правую руку вверх и чуть назад. – Наливай, капитан. Ведь не может такого быть, чтобы у тебя в сумке ничего не нашлось… Отпразднуем победу над темными силами зла!

– Что-то невеселые у нас победы, Ваня.

– А бывают ли они веселые? Похоже, настали времена, когда победы и поражения друг от дружки почти не отличаются. И беды не печалят, и радость не радует. Наливай, чего ждешь… Не тяни.

Ну, вот скажи, уважаемый читатель… К примеру, заболел ты, лежишь в больнице, в шестиместной палате, неделю лежишь, вторую, третью… Рядом с тобой постанывают-попукивают еще пятеро таких же бедолаг… А окно во всю стену, а за окном весна начинается, от голубого ветра прогибаются стекла, а твой лечащий врач, красавица Оксана, стройна, как кипарис на пицундском побережье, на котором ты не был уже лет двадцать… Так вот, юная Оксана смотрит на тебя из своей весны и спрашивает у тебя, что у тебя, Витя, болит… А ничего у тебя, Витя, в этот момент не болит, более того, ты уверен, что никогда у тебя ничего не заболит…

Естественно, если об этом будет спрашивать Оксана.

Так вот, скажи мне, дорогой читатель… Когда лежишь ты под капельницей и безутешно смотришь в белый потолок, часто ли тебя навещают главные редакторы литературных изданий? Не надо отвечать, ответ я знаю. А меня вот навещают. Да, как ни трудно в это поверить. Открывается однажды дверь, входит Володя в голубых бахилах, острым взглядом безошибочно находит мою кровать, меня узнает, осторожно, чтобы не опрокинуть капельницу, присаживается на одеяло, выкладывает гостинцы и спрашивает:

– Живой?

– Местами, – отвечаю. – Видишь ли, анализы показали…

– Не надо, – остановил меня Володя. – Я только что познакомился с твоим лечащим врачом, Оксана ее зовут, она все про тебя рассказала. Оказывается, стихи пишет, очень даже неплохие стихи, будем печатать.

– Да? – ревниво удивился я.

– Поэтому твое здоровье меня не очень тревожит… Ты лучше вот что скажи… Как бомжара поживает?

– Кланяется, приветы передает…

– Жив, значит… Это хорошо. Оксана сказала, что выписывает тебя в пятницу. В среду жду с бомжарой, – Володя поднялся. – Мне надо еще к Оксане зайти… Скажу, чтоб заботилась о тебе.

– Спасибо, Володя… Ты очень добрый человек.

От рукопожатия главного редактора дохнуло свежими весенними ветрами, улыбка его тоже была слегка весенней, и на рубашке верхняя пуговица продуманно, по-весеннему расстегнута… Весна, блин!

– Ну, что ж, – бормотал я, пока сестричка выдергивала из моей вены иглу и заклеивала дыру во мне каким-то пластырем, – было бы сказано, было бы велено… Среда так среда… Тоже не самый худший день… Авось.

Блуждая в вязком, сумрачном сне, капитан Зайцев долго не мог понять, что происходит – какой-то грохот, визг, дребезжание… И пока маялся, задыхался и пытался во сне спасти непутевую свою жизнь, рука его тем временем безошибочно нащупала в темноте телефонную трубку.

– Да, – сказал Зайцев еще во сне. – Слушаю, – произнес он, уже проснувшись, наяву, можно сказать.

– Записывай капитан… Или запоминай… – прозвучал насмешливый голос – в пять утра все голоса кажутся насмешливыми. – Улица Петровская… Дом семь. Второй подъезд. Мы уже здесь, подъезжай.

– Квартира? – напомнил Зайцев.