Финансовые дела «рэкета» решались на основе принципов акционерного общества, и большая доля попадала в руки Аль-Капоне. Но это было еще не все. Здесь инициатива пошла «снизу»: некий единоличный владелец крупнейшей в Чикаго прачечной предложил Скарфэйсу стать партнером его фирмы. Бизнесмен «не прогадал» — благодаря этому сразу же отпала необходимость в полицейской охране предприятия. Выгоды быстро были оценены и рядом других предпринимателей. Но главным все же для Аль-Капоне была эксплуатация человеческих пороков. Специалисты оценивали в 1928 году обороты Аль-Капоне в сумму свыше 105 миллионов долларов, причем 60 миллионов поступали от торговли алкоголем на «черном рынке», 25 миллионов — от принадлежавших ему казино, где играли в запрещенные азартные игры, 10 миллионов — от публичных домов, и еще 10 — от новых предприятий.

Чем больше обороты, тем сильнее страх за свою жизнь. Аль-Капоне постоянно искал надежного убежища. Начиная с 1927 года, он правил своей «империей» с роскошной, строго охраняемой яхты, стоявшей у небольшого островка Палм, близ Майами, во Флориде.

К тому времени разгул бандитизма в США превратился в серьезную проблему, и помимо полиции, к делу были подключены силы Министерства юстиции — ФБР и налоговое управление. 14 февраля 1929 года, вдень святого Валентина, в Чикаго произошло крупное столкновение нескольких банд, после которого на улице остались лежать шестеро гангстеров. В городе была немедленно проведена большая полицейская операция, в результате которой угодили в тюрьму двенадцать гангстеров, в том числе и трое близких сообщников Аль-Капоне. Хотя их быстро выпустили под залог крупной суммы, это все же послужило тревожным сигналом.

Гангстерские главари попытались еще раз прийти к соглашению. В мае 1929 года они собрались в городе Атлантик-Сити. Переговоры длились три дня и закончились невиданным дотоле документом: четыре самые крупные банды объединились в единый синдикат, в один преступный концерн, — по версии, которой придерживается ФБР до сих пор, тогда и появилось название «Коза ностра», «наше дело» в переводе с сицилийского диалекта. Все прибыли «концерна», преступного сообщества, должны были поступать в общую кассу и делиться по заранее установленному принципу.

Но и этому проекту не была суждена долгая жизнь, и уже вскоре между бандами вновь вспыхнули ожесточенные столкновения.

Создание «Коза ностры» затруднило борьбу с организованной преступностью, или как чаще называют, с мафией[29], — но не отменило ее. ФБР потребовались большие, в том числе и нетрадиционные на то время усилия, чтобы «добраться» до многих вожаков, до весьма многих «капо» и до очень многих «солдат» — хотя ряды мафии пополнялись едва ли не быстрее, чем редели под ударами конкурентов и противников.

Тридцатилетнего Аль-Капоне теперь не покидала мысль оставить «дело» и удалиться на покой. Невероятное по тем временам богатство давало ему возможность вести роскошную жизнь, из перестрелок он выходил невредимым, а полиция и юстиция его не трогали.

«Успехи» Аль-Капоне неразрывно связаны с обстановкой «диких 20-х годов». Так именуют американские историки период с 1924 года, когда США захлестнула волна преступлений и насилия, превзойдя все, что когда-либо прежде совершал мир концентрированной и организованной преступности. Беспримерны были и цифры, которые приводятся официальной и далеко не полной статистикой: 12 тысяч убийств в одном только 1926 году, причем с тенденцией роста. В 1933 году было зарегистрировано 1 миллион 300 тысяч крупных преступлений, ежедневно совершались нападения на банки. Годом позже было совершено 46 614 разбойных нападений, 190 389 взломов и около 523 тысяч краж. Криминальная статистика доказывает, что в то время в Соединенных Штатах действовало гораздо больше преступников, чем американских солдат в Европе в Первую мировую войну.

Важно отметить, что «сухой закон» во многом только стимул, но не корень явления. Когда в 1933 году закон был отменен, банды, занимавшиеся подпольной торговлей алкоголем, быстро переключились на наркотики.

Не исчерпывает причины явления и указание на типично американское стремление к личной свободе и личному успеху, либерализм. Либерализм любой ценой, либерализм, недостоверный в своем формализме, объяснял лишь периферийные явления тех лет. И это заметно в процессе преследования правоохранителями Аль-Капоне, начиная с 1929 года.

Но об этом чуть позже, а сейчас еще отметим, что обозначенное еще в позапрошлом веке слияние коммерческого и криминального капитала в США становилось все более тесным. Это, в свою очередь, вело к росту политического влияния гангстеров — сначала в местном, а затем и в федеральном масштабе. Это накладывало, временами, весьма причудливый отпечаток на деятельность Бюро. В этом плане интересно понаблюдать, что и как делало сформированное Гувером ФБР для борьбы с преступностью в «дикие 20-е годы».

«Если однажды попадешь в тяжелое положение и придется сесть в тюрьму, пусть тебя отправят в Атланту» — этот совет потихоньку давали даже в самих правительственных кругах Вашингтона, ибо повсюду ходили прямо-таки фантастические слухи о привольном житье в этой федеральной тюрьме, находящейся в штате Джорджия.

Только что назначенный генеральный прокурор США поручил ФБР проверить, так ли это. 1 октября 1924 года группа оперативных агентов прибыла в Атланту и в течение нескольких дней установила, что слухи об условиях в этой тюрьме были скорее преуменьшенными, нежели преувеличенными. Так, в почтовом отделении тюрьмы хозяйничал старый знакомый джи-менов Грэдди Уэбб, который за несколько ограблений почт должен был отсидеть 25 лет. Он считался начальником почты тюрьмы, ему помогали сведущие мастера своего дела, тоже осужденные за ограбления почтовых отделений. Если заключенному не хватало тюремного харча, он мог питаться в ресторане одного из городских отелей, посещал который в тюремной робе или в цивильном костюме — как ему угодно. В саду виллы, в которой жил начальник тюрьмы, на полную катушку шла игра в покер, и ставки достигали 50 долларов. Те, кого такое времяпрепровождение не удовлетворяло, посещали по вечерам бары или другие увеселительные заведения либо приглашали друзей из других камер повеселиться и выпить. Каждый мог обставить свою камеру по собственному вкусу, — конечно, при условии, что у него достаточно наличных денег. Разумеется, и другие удобства предоставлялись не бесплатно и распределялись отнюдь не в соответствии с принципом справедливости. За хорошую жизнь надо было платить, и многие заключенные были в состоянии это делать. Директор тюрьмы Уорден А. Сартейн получал от каждого привилегированного «гостя» от 100 до 5000 долларов в месяц. Кое-какие «куски» доставались и другим служащим тюрьмы, и даже тюремному священнику. Он, кстати, передал агентам ФБР признания исповедующихся. Сартейн и его коррумпированные сообщники все отрицали, но исповедь дело иное — он поведал преподобному обо всех своих грехах.