– Неужели бойцы? – воскликнул руководитель Адмиралтейства.

– Нет, господин адмирал. Всего лишь собачка и обезьянка. Так сказать, давние страдалицы во славу науки. Мы установили на борту глайдера обычный флотский релаксатор и поместили животных внутрь. – Комаров повернулся к Осетру. – Разрешите начинать, ваше императорское величество?

– Начинайте, Константин Матвеевич!

Произошедшее далее было уже знакомо.

ИскИн «москита» вывел глайдер из транспортного отсека эсминца и отвалил в сторону от корабля.

Сканеры «Стремительного» захватили его в сопровождение. Другая часть системы разведки и целеуказания наблюдала за пространством в конечной точке переноса.

Затем «москит» удалился от фрегата на расстояние три миллиона километров.

Кокон Фогеля на сей раз применять не стали – и Комаров, и флотские были полностью уверены в безопасности.

Пошел посекундный отсчет.

В момент «ноль» «москит» исчез с видеопласта. И тут же возник на другом.

На мостике раздались аплодисменты.

– Поздравляю вас, Константин Матвеевич! – сказал Осетр. – Ваша команда в очередной раз успешно сработала на благо империи.

– Спасибо, ваше императорское величество! – отозвался Комаров. – Но поздравлять еще рано. Надо проверить состояние подопытных животных. Биосканеры не засекают жизни на борту объекта. А глайдер – не тот корабль, обшивка которого блокирует их возможности.

«Стремительный» приблизился к «москиту», переброшенному сквозь созданный «улиткой» риманов туннель, и принял глайдер в свой транспортный отсек.

Увы, биосканеры не обманули.

Извлеченные из релаксатора подопытные животные оказались безнадежно мертвы. Реанимировать их не удалось.

На Комарова было больно смотреть.

Пришлось императору взяться за утешение:

– Ну что вы, Константин Матвеевич, нос повесили? Испытание прошло вполне удовлетворительно. Глайдер успешно переброшен в расчетную точку. А то, что животные не выжили… Ну что ж, не все сразу. Разберетесь. Может быть, отыщете причину их гибели. А если и не отыщете, установка все равно поступит на вооружение. Значение ее попросту невозможно переоценить. Судя по всему, у вероятного противника такой техники попросту нет. А значит, наши корабли, когда их вооружат вашей «улиткой», приобретут в бою решающее преимущество. Так что я еще раз сердечно поздравляю вас, профессор.

Поздравления и рукопожатия посыпались со всех сторон. Все присутствующие на мостике понимали важность достигнутого результата. Некоторые офицеры даже хлопали профессора по плечу, и ему это определенно нравилось.

Когда праздничный бардак стих, Осетр сказал:

– Немедленно займитесь увеличением мощности установки. Перекинуть «москит» на двадцать миллионов километров – это хорошо для сегодняшнего дня. Нам нужно, чтобы наши корабли могли перебросить вражеский линкор на пару парсек. Вот это будет реальная помощь в бою. Кстати, если при переброске экипаж линкора отдаст богу души, мы это переживем. Тем более что, как я понимаю, смерть происходит мгновенно, и никто даже мучений не испытает. Очень гуманное оружие… В общем, за работу, профессор. – Осетр пожал Комарову руку и повернулся к адмиралу Друцкому-Соколинскому. – Евгений Павлович! Когда установка большей мощности будет готова, я попрошу первый ее экземпляр поставить на борт «Святого Георгия Победоносца». Это мой приказ – и вам, и адмиралу Приднепровскому.

Теперь Осетр повернулся к Железному Генералу.

– А вы, Всеволод Андреич, проследите, чтобы все было сделано как можно быстрее.

Засекин-Сонцев щелкнул каблуками и чуть заметно улыбнулся.

То ли радовался достигнутому Комаровым результату, то ли подумал, что император снова полагается на свою интуицию. По крайней мере, во втором он не ошибался.

Каждодневная суета по-прежнему отвлекала императора от мыслей о княгине Стародубской. Но, как и прежде, только на дневное время. А потом приходила очередная ночь, и возвращались воспоминания. А за ними – и соответствующие желания. И Осетр снова начинал маяться.

Теперь он хорошо знал, что означают слова «томление духа». Это когда все из рук валится и приходится тратить несметное количество сил, чтобы выглядеть озабоченным политикой и экономикой, а на самом деле хочется только одного – увидеть ЕЕ. Прямо сейчас, в данную секунду! Потому что иначе все ни к чему. Незачем было занимать трон, незачем было начинать всю цепь преобразований, незачем заботиться об империи… Ибо заботиться об империи значит только одно – заботиться о НЕЙ. А такой заботы он лишен напрочь!

И пропади она пропадом, вся эта политика! С экономикой в придачу… Ржавый болт им в котловины!

Честно говоря, он даже начал понимать самоубийц. Ибо иногда и в самом деле жить попросту не хотелось.

Как жить, если ты распоряжаешься целой галактической державой, но не властен над одной хрупкой женщиной?

Впрочем, властен, конечно! В твоих силах стереть ее в порошок, превратить жизнь в череду мучений, оставить жену без мужа… Нет, не властен. Потому что никогда так с НЕЮ не поступишь!

Но в один из дней ему стало просто невмоготу. И он вызвал к себе Найдена.

– Мне нужны парик и борода.

– Когда, твое величество?

– Прямо сейчас!

Он боялся, что если поиски театрально-шпионского реквизита займут какое-то время, он передумает.

Прямо сейчас, конечно, не получилось – в публичные дома Осетр отправлялся, замаскировавшись только усами, – но через час затребованный реквизит лежал у него на рабочем столе.

– Какие будут еще приказания, твое величество?

– Никаких… Свободен!

Однако Найден и шага не сделал в сторону двери.

– Означает ли, что твое величество снова инкогнито собрался за пределы дворцовой территории?

– Означает. Но это тебя не касается. Охрана мне на сей раз не нужна. И секретарь-эвакуатор – тоже.

– Прекрасно понимаю… Но каким образом твое величество незаметно выберется из дворца?

Найден был прав.

С париком и бородой на физиономии император в одиночку добрался бы только до первого караульного. А без маскировки – до стоянки глайдеров. Потом бы неизбежно начались вопросы. «Почему вы собрались лететь без охраны, ваше императорское величество?»

Конечно, его бы в конце концов выпустили, но слишком много людей задумалось бы, за каким дьяволом император покидал сегодня дворец неофициальным путем безо всякого сопровождения, не взяв с собой даже личного секретаря Барбышева, как обычно. Ни к чему эти размышления!

– Хорошо, согласен. Будешь сопровождать меня и на сей раз.