— В добрый час! — воскликнула Анжелика. — Мари-Аньес в Лувре! Не сомневаюсь, тут-то ее развитие пойдет быстро и всесторонне.

— Воспитанием фрейлин занимается госпожа де Навай. Это очаровательная дама, при этом мудрая и осмотрительная. Мне довелось беседовать с духовником королевы, и он рассказал, как высоко Ее Величество ценит прекрасное воспитание фрейлин.

— Ты что, правда такой наивный?

— Наши настоятели не прощают подобного недостатка.

— Ну, тогда не будь лицемером, — заключила Анжелика.

Раймон продолжал все так же приветливо улыбаться.

— Я вижу, дорогая сестра, что ты ничуть не изменилась. Желаю тебе найти покой в доме, адрес которого я тебе дал. Иди, я буду молиться за тебя.

* * *

— Воистину, иезуиты — замечательные люди, — объявил Дегре чуть позже. — И почему только я не иезуит?

Он продолжал философствовать на эту тему, пока они не добрались до квартала Сен-Ландри.

Ортанс встретила сестру и адвоката с откровенной враждебностью.

— Великолепно! Великолепно! — прошипела она, с трудом сдерживая злость. — Итак, после каждой вылазки ты возвращаешься во все более жалком виде. Разумеется, всякий раз в сопровождении мужчины.

— Ортанс, это же мэтр Дегре!

Ортанс повернулась к адвокату спиной: она терпеть его не могла из-за его невзрачной одежды и репутации распутника.

— Гастон! — позвала она. — Полюбуйтесь на свою свояченицу. Надеюсь, вы к ней охладеете навсегда!

Появился мэтр Фалло де Сансе, весьма недовольный тем, что жена оторвала его от дел, но при виде Анжелики он раскрыл рот от изумления.

— Бедное дитя! В каком вы состоянии!..

Тут раздался звонок и Барба объявила о приходе Гонтрана. Ортанс окончательно вышла из себя и разразилась проклятиями.

— Господи, за что Ты наградил меня такой сестрицей и таким братом? И кто теперь поверит, что я из старинной дворянской семьи? Сестра возвращается в тряпье! Брат опускается все ниже и ниже, теперь он уже грубый рабочий, к которому дворяне и буржуа могут обращаться на «ты» и которого они могут бить палками!.. Не только мерзкого хромого колдуна нужно было кинуть в Бастилию, но и вас обоих с ним за компанию!

Не обращая внимания на эти вопли, Анжелика позвала маленькую служанку из Беарна, чтобы попросить ее помочь собрать вещи.

Ортанс прервалась, чтобы набрать воздуху.

— Можешь звать ее сколько угодно! Она ушла.

— Как так — ушла?

— А так — какова хозяйка, такова и служанка! Вчера к ней явился какой-то детина с жутким акцентом, с ним она и ушла.

Анжелику словно холодной водой окатили, ведь она чувствовала свою ответственность за девчушку, которую увезла из ее родного края. Она повернулась к Барбе:

— Барба, нельзя было позволять ей уйти.

— А я-то почем знала, мадам? — захныкала здоровая девица. — В девчонку словно бес вселился. И она поклялась на распятии, что парень, который за ней пришел, — ее брат.

— Ну конечно! Брат на гасконский лад. Там говорят «брат из моего края» — это значит, что они из одной провинции. Ладно, ничего не поделаешь! Зато теперь не придется платить ей жалованье…

* * *

В тот же вечер Анжелика со своим маленьким сыном переехала в скромный домик вдовы Кордо на площади Тампля.

Так называлась рыночная площадь, где теснились торговцы птицей, рыбой, парным мясом, чесноком, медом и салатом, причем любой имел право, заплатив бальи[22]небольшую сумму, получить на рынке место и назначать за свой товар какую ему угодно цену, не платя пошлин и не отчитываясь перед властями или гильдией. На площади всегда толкалось много народа. Вдова Кордо была пожилой женщиной, скорее крестьянкой, чем горожанкой. Она пряла шерсть перед очагом, где тускло мерцал огонь, и выглядела как сущая ведьма.

Но комната оказалась чистой, в ней приятно пахло свежевыстиранным бельем, кровать была удобной, а каменный пол покрывал толстый слой соломы, чтобы холод не так чувствовался — все же наступала зима.

Госпожа Кордо предоставила Анжелике колыбельку для Флоримона, запас дров и котелок с кипятком.

Когда Дегре и Гонтран ушли, молодая женщина накормила малыша, а затем стала укладывать его. Флоримон хныкал, требуя Барбу и своих маленьких кузенов. Чтобы успокоить его, Анжелика принялась напевать его любимую песенку «Зеленая мельница». Рана почти не болела, а заботы о малыше отвлекли ее от тяжелых мыслей. Хотя за последние годы она привыкла, что ее обслуживает множество слуг, детство ее было достаточно суровым, так что Анжелика не слишком переживала из-за исчезновения последней служанки.

Кроме того, воспитавшие ее монахини приучили ее к тяжелой работе на тот случай, если «небеса ниспошлют испытания».

А когда ребенок уснул и она сама улеглась на простыне из грубой, но чистой ткани, а под окнами прошел ночной сторож, покрикивая: «Десять часов. Ворота закрыты. Добрые люди Тампля, спите спокойно…», Анжелику вдруг охватило чувство умиротворения и облегчения.

* * *

Ворота Тампля закрыты. И когда в большом городе начинается жутковатая ночная жизнь, с ее шумом в тавернах, притаившимися в переулках бандитами, убийцами и взломщиками, немногочисленные жители Тампля мирно засыпают под защитой высоких зубчатых стен. Мошенники, подделывающие драгоценности, неплатежеспособные должники и подпольные типографщики мирно смыкают очи, уверенные в том, что завтра наступит доброе утро. Со стороны отеля Великого приора доносятся звуки клавесина, со стороны часовни и колокольни — молитвы на латыни. Несколько рыцарей Мальтийского ордена, в черных плащах с белым крестом, возвращаются в свои кельи.

Шел дождь. Анжелика безмятежно заснула.

Она записалась у бальи под непримечательным именем госпожи Мартен. Никто ее ни о чем не расспрашивал. В первые дни ее жизнь наполнилась новыми и достаточно приятными впечатлениями оттого, что она стала вести размеренную жизнь простой горожанки, ничем не отличавшейся от своих соседей. Все заботы молодой матери сводились к уходу за ребенком. У мадам Кордо, которая жила вместе с пятнадцатилетним сыном, работавшим в городе подмастерьем, кроме Анжелики, столовался старый разорившийся торговец, скрывавшийся в Тампле от кредиторов.

— Главная беда моей жизни, — постоянно повторял он, — это то, что отец с матерью дурно воспитали меня. Да, мадам, они привили мне честность. А это самый большой порок, когда занимаешься торговлей.

Флоримона осыпали комплиментами, и Анжелика очень им гордилась. Она ловила каждый лучик солнца, чтобы вывести сына на прогулку вдоль рыночных навесов, и все торговки сравнивали его с младенцем Иисусом в яслях.