* * *

– Натка, может, до вечера останетесь? – встретила бабушка вопросом, когда, позевывая, она выползла утром к ней на кухню.

– Нет! – не подумав и секунды, резко выставила перед собой ладонь Наташа. Ответ получился таким торопливым, что даже зубы лязгнули, отчего утренняя зевота сама собой прошла. – Нет, ба! С меня и вчерашнего дня хватило. Еще одного я просто не перенесу. В следующий выходной никаких гостей не будем брать, вот и отдохнем как следует.

В дверях кухни показалась Анна, стояла, уперев руки в косяки, смотрела нахально и загадочно. То ли слышала их разговор, то ли нет. А пусть бы и слышала! В других обстоятельствах будет знать, как водяные купальные спектакли устраивать. А как она хотела? Чтобы сегодня второе действие было – все те же в лаптях? То есть не в лаптях, а с голыми сиськами?

– Ну, тогда давайте завтракать! Буди Сашу, Натка, пусть он забор хотя бы до конца поправит, вчера не успел.

– Да встал я, встал… Доброе утро. Прямо сейчас идти забор править или после завтрака можно?

– А это уж как хочешь, Сашенька. Как тебе удобно. Там и работы осталось – чуть.

– Хорошо. Если чуть, это хорошо. Я поправлю.

Наташа посмотрела на мужа внимательно, потом опустила глаза, принялась зачем-то перебирать тарелки, приготовленные бабушкой к завтраку. Радость дачного утра, тихая, свежая, обычно не обремененная лишней суетой, исчезла, уступив место вчерашнему недовольству. И недовольство это было не ее собственное, она вдруг совершенно отчетливо это поняла. Недовольство было Сашино. И еще – этот его тон… Никогда, никогда раньше он с бабушкой так не разговаривал! Вроде бы обычные слова произносит, вежливые, но так, будто с трудом сдерживает раздражение, будто демонстрирует недовольство своими домочадцами перед ней, перед этой девкой…

А девка эта… Анна то есть, она даже не повернулась к нему. Так и стоит в дверях, улыбается снисходительно и загадочно. Джоконда бессовестная. Нет, надо быстрей все дела заканчивать и ехать домой. И увозить ее отсюда, чтоб не оскверняла чистоту своим присутствием.

Однако уехали все равно поздно. Пока собирались, пока долго завтракали, пока Саша разбирался с забором, время незаметно подползло к полудню. Ехали до города молча, лишь непоседа Димка возился на заднем сиденье, осваивая подаренную ему Тонечкой игрушку. Даже Катька и та молчала, отвернувшись к окну и демонстративно надув губы, выражая таким образом свое недовольство отказом Антонины Владимировны оставить Димку на даче. Конечно, она и не посмела бы Катьке отказать, и согласилась бы безропотно, но тут уж Наташа сыграла свою сольную партию, яростно заступившись за бабушку. Та с Тонечкой кое-как управляется, а с шебутным Димкой ей вообще покоя не будет! Это она с виду только – о-го-го старушка в соломенной шляпе, веселая да бодренькая, а давление порой скачет – будь здоров. Так что пусть Катька в другое место Димку пристраивает, пусть няню ему подыщет, в конце концов… А ее бабушка – не казенная, чтобы все подряд ее добротой пользовались. И вообще, если оставить на даче Димку, то в следующий выходной хочешь не хочешь, а придется Катьку туда тащить, а она уж непременно и новоявленную соседку Анну за собой потянет… Нет уж. Хватит.

– Саш… Давай девчонок отвезем, а потом сразу к Таечке проедем, хорошо? – ласково обратилась она к мужу, и даже ладонь на загривок ему возложила, демонстрируя для сидящих на заднем сиденье их близкие семейные отношения. А пусть, пусть видят, которые сзади сидят. Так им.

– Хорошо, – спокойно ответил Саша, но ладонь с загривка стряхнул, слегка поморщившись.

А около Катькиного дома выскочил из машины, достал из багажника сумки, махнул небрежно рукой: пока, мол, девчонки. И все. Уже отъехав и почти свернув со двора, Наташа обернулась: Анна стояла на тротуаре, смотрела им вслед, все так же улыбалась загадочно. Хотя нет, не загадочно, скорее стервозно. И снова прежняя неприязнь ворохнулась внутри – вот если бы не видеть больше никогда эту Анну! Но как? Завтра придешь на работу, а она там сидит. И так теперь изо дня в день будет. Уволиться, что ли? Сидеть себе дома, книжки писать, сюжеты придумывать…

Вот зря она про сюжеты сама себе напомнила! Потому что на фоне неприязни тут же подняла голову и прежняя тревожная маетность, начала расти как на дрожжах. Сюжеты, сюжеты! Она их вообще не придумывала, брала за основу реальные жизненные истории, списывала характеры героев с реальных людей, иногда тютелька в тютельку… Ну, добавляла от себя чего-нибудь каверзное, так, немного. А тут… Взяла и придумала сюжет с героиней Анной, нафантазировала его на свою голову. А он, как оборотень, вдруг врывается в ее личную реальную жизнь! Тоже – тютелька в тютельку. И главное, никому об этом не расскажешь, все равно не поймут. Не к психиатру же на прием идти, в самом деле, чтобы унять эту душевную тревогу. А может, к экстрасенсу какому-нибудь податься? Может, он присоветует чего, поможет разобраться с этой мистикой? Хотя ерунда все это – психиатры, экстрасенсы… Надо самой из всего выкарабкиваться. Или не самой? В общем, одна маета получается, а не жизнь. Сплошное смятение чувств, как раньше в романах писали…

– Наташ, что с тобой? Выходи, приехали…

От Сашиного голоса она встрепенулась, подняла голову, уставилась на него испуганно. Потом потрясла головой, потом дотронулась кончиками пальцев до его щеки, улыбнулась, вздохнула тихонько. Действительно, что это с ней? Вот ее муж, рядом, и на лице у него участие и забота, и ничего страшного в их жизни не произошло. И никогда не произойдет. Просто она этого не допустит, и все тут. И мало ли какие бывают дурные совпадения…

– Странная ты какая-то сегодня. И вчера была странная. Что с тобой, Натусь?

– Ничего… Устала, наверное.

– От чего? От творческих перегрузок?

– Не знаю. Может, и от них.

– Пустырничку на ночь попей. Говорят, помогает.

– Хорошо, Саш. Я попью пустырничку. Или валерьянки, как бабушка посоветовала. Ты со мной к Таечке поднимешься или в машине подождешь?

– Подожду.

– Ага. Я скоро. Самое большее – полчасика.

– А у тебя что, регламент на Таечку установлен?

– Саш, ну не начинай… Вот сам бы пошел да и посидел с ней, послушал ее байки!

– Ладно, ладно, иди…

Она резво выскочила из машины, будто сбегая от незаслуженных упреков, юркнула в дверь подъезда, поднялась на свой этаж. Нанятая бабушкой соседка выглянула из своей квартиры, принялась было обстоятельно и подробно докладывать о добросовестном исполнении взятых на себя обязательств и об особенностях Таечкиного пищеварения, но она ее перебила ласково, торопливо отпирая дверь:

– Ой, спасибо вам огромное, тетя Нина! Вы нас так выручили! Бабушка вам привет передавала, спасибо…

– Я час назад у вашей нянюшки побывала, аккурат накормила да перестелила! – сообщила она уже в почти захлопнувшуюся за Наташей дверь.

Квартира встретила ее солнечной тишиной и духом запустения, даже не верилось, что в глубине ее, в маленькой крайней комнате, обитает живая Таечкина душа.