Тема раскола, актуальная для всего творчества Шекспира и понятная всем елизаветинцам, звучит в «Генрихе VI» с неожиданной для начинающего драматурга силой и трагизмом. Образ государства как пораженного болезнью тела, хотя и не был чисто шекспировским изобретением, под пером молодого автора обрел новую глубину и выразительность: «Как тело медленно гниет, покуда / Не распадутся кости, жилы, мышцы, / Так эта распря будет развиваться». Этот образ дополняется афористичной сентенцией Генриха VI, который является виновником раскола и последовавшей гражданской войны: «…раздор гражданский – ядовитый червь, / Грызущий внутренности государства». В этом контексте смерть Генриха V, с которой начинается трилогия, является лишь первым симптомом необратимого распада и разложения того грандиозного, но гниющего изнутри организма, которым была феодальная система средневековой Англии.

Историю самого Генриха VI, последнего из Ланкастеров и самого некомпетентного и неудачливого правителя из всей династии[97], Шекспир излагает во второй и третьей частях одноименной хроники (некоторые исследователи считают, что они были написаны и представлены раньше первой пьесы трилогии, однако сюжет развивается в соответствии с нумерацией частей). В отличие от других монархов, которым Шекспир посвятил прочие исторические хроники, Генрих был лишен характерного «хищного» обаяния, присущего многим представителям династии Плантагенетов и перешедшего по наследству Тюдорам[98]. Он прославился в основном своими политическими промахами, стоившими Англии огромных жертв: за время его правления французы отвоевали практически все свои земли, потерянные ими в ходе Столетней войны.

Мягкотелость и политическая недальновидность Генриха привели к началу гражданской войны и еще большим человеческим потерям. Некоторые историки считали, что даже тиран на английском троне не принес бы стране столько бед, сколько миролюбивый и нерешительный Генрих, лишенный амбиций и склонный к уединенной благочестивой жизни. Многие его просчеты и роковые для страны ошибки объяснялись прогрессирующей душевной болезнью короля, вероятно унаследованной от деда по материнской линии, французского монарха. Первый ее серьезный симптом проявился в 1453 году, когда потеря Бордо привела монарха в состояние кататонии, длившееся почти год. Даже известие о рождении сына не вернуло ему душевного расположения, зато смерть единственного наследника от руки йоркистов семнадцать лет спустя ускорила умственную деградацию короля. Современные исследователи склоняются к версии, что его диагнозом была шизофрения.

Шекспир, много внимания уделявший теме безумия в других своих произведениях, воздерживается от ее упоминания в хронике – вероятно, чтобы не оскорбить чувства Елизаветы, предкам которой посвящена трилогия. Промахи короля объясняются не его душевной болезнью, а его юным возрастом, неопытностью в политических вопросах и непригодностью к управлению государством в силу слишком мягкого характера. В трактовке Шекспира образ Генриха приобретает черты блаженного, почти юродивого, человека не от мира сего. Это подчеркивают и его враги – королева, презирающая супруга за нерешительность и отсутствие авторитета у подданных, и Ричард Плантагенет (Йорк), который считает себя законным наследником английского трона В их устах даже добродетели короля превращаются в его слабости.

Маргарет:

Его бойцы – апостолы святые,

Его оружье – Библии реченья;

Его ристалище – покой укромный,

И образа святых – его любовь…

Йорк:

Паломника тебе подходит посох,

А не державный скипетр короля.

Шекспир не идеализирует Генриха, а скорее мифологизирует его образ. После воцарения на престоле Тюдоров англичане остро нуждались в новой национальной мифологии, характер и содержание которой «заказывали» новые монархи. Дед Елизаветы, победивший при Босворте сына Йорка, Ричарда III, был заинтересован в дискредитации поверженного врага и создании положительного имиджа Ланкастеров, к побочной ветви которых принадлежал. Он поощрял распространение легенд о Генрихе VI как «святом короле», исцелявшем тяжелые недуги и совершавшем разного рода чудеса, вплоть до воскрешения мертвых[99]. Молва – уже посмертная – гласила, что Генрих был кротким и миролюбивым человеком, прощал своих врагов (например, пощадил полторы сотни заговорщиков-йоркистов, хотя за измену королю в Англии полагалась жестокая казнь) и пытался помирить Йорков и Ланкастеров. Он также прославился любовью к книгам и щедростью и принял насильственную смерть от руки или по приказу Ричарда, что придает его образу черты мученика, страстотерпца[100]. Даже симптомы его болезни – галлюцинации – трактовались в религиозном ключе – как видения.

При отце Елизаветы, вплоть до момента разрыва с Римом и отказа Англии от католических обрядов, активно шли приготовления к канонизации Генриха VI[101]. Шекспир, готовый польстить правящему монарху, но не склонный к угодливости, находит своего рода компромисс: портрет Генриха получается в равной степени далеким от идеала и от реальной жизни (насколько о ней можно судить по историческим хроникам). В других пьесах трилогии, особенно в первой части, драматург менее сдержан и осторожен в оценке образа Генриха. Для драматурга он остается в первую очередь «марионеточным монархом», недальновидным, некомпетентным и слабым.

Подлинным героем второй пьесы цикла является еще один из Ланкастеров, чей прототип также был окружен почти мученическим ореолом в народном представлении. Сын, брат и дядя королей, Хемфри Ланкастерский, герцог Глостер[102], был наименее амбициозным и воинственным из сыновей Джона Гонта и слыл в народе «Хемфри Добрым», о чем Шекспир упоминает в пьесе. В духе народного предания, Шекспир идеализирует Хемфри, изображая его патриотичным, бескорыстным и щедрым аристократом, «последним рыцарем» со шпагой в одной руке (Хемфри принимал участие в ряде сражений Столетней войны) и книгой – в другой (герцог покровительствовал нескольким поэтам, вел переписку с европейскими гуманистами, передал в дар Оксфорду большую библиотеку ценных рукописей).

Хотя Хемфри у Шекспира не претендует на престол, обрисовка его характера позволяет понять, что драматург считал его единственным достойным кандидатом на английский трон, способным противостоять интригам и козням Маргариты с Сеффолком и партии йоркистов. Смерть Глостера от руки наемных убийц происходит за сценой[103], но один из его палачей бросает красноречивую реплику: «Слыхал ли ты, / Чтоб кто-нибудь так умирал блаженно?..»[104]. Хемфри, как и его племянник, злополучный король Генрих VI, всегда были «белыми воронами» в своей семье: оба предпочитали ученый досуг войне и политике, оба покровительствовали науке и образованию в Англии, и обоих погубила неудачная женитьба и амбиции их жен.

Елизаветинцы имели большое пристрастие к историям о том, как великие люди (правители, полководцы, ученые) пали жертвой любовной страсти или женского коварства. Интерес к личной жизни выдающихся личностей прошлого в целом удовлетворяли сборники псевдобиографических историй, распространенные в читательском обиходе со времен Средневековья. Этот жанр популяризировал Джованни Боккаччо своими многотомными циклами «О несчастьях славных мужей»