Виталика Семионенко и Руслана Гроза отозвали в Отрадное. Кибало уговорил Чалого не отдавать его обратно в подразделение. На следующее утро вдобавок к ранее приданному взводу снайперов прибыл остаток потрёпанной под Ольховкой второй роты третьего батальона во главе со старшиной в лице старшего прапорщика Андрея Гавриленко. К полудню подъехали два жёлтых автобуса неполной первой роты первого батальона, состоявшего в основном из бывших донецких налоговиков. Прибывшие офицеры сразу отказались брать общее командование на себя и, посовещавшись, решили, что лучше всего с задачей начальника караула справится Чалый. Последовавший почти уже ночью визит командира полка с позывным Волга и заместителя начальника штаба с позывным Шаман поставил на этом точку: сержант стал командиром над старшим прапорщиком, лейтенантом и капитаном, в подчинении которых находилась ещё масса сержантов и рядовых солдат общей численностью сто десять человек. Опытных не хватало и среди офицеров, да и у них были потери после Ольховки: командир третьего батальона майор Фесенко не смог пережить болевой шок после того, как оторвало ногу взрывом, и скончался через час после ранения, уже в санчасти; командир второй роты Влад с переломанными ногами и тяжёлой контузией отправлен в госпиталь, в глубокий тыл. На войне как на войне…

* * *

После обхода постов Чалый решил пообщаться с оставшимся за командира второй роты Андреем Гавром (Гавриленко). Ребята первыми приняли бой, и начальник караула счёл необходимым понять настроение бойцов и, если понадобится, побеседовать с ними. К его удивлению, ребята совершенно спокойно рассказывали о произошедшем и часто винили себя за допущенную беспечность, не греша на командиров. Более того, о ротном Владе Десантнике говорили с уважением и восторгом, как о настоящем герое, начавшем первым ответную стрельбу по нацистам и сразу же подбившем круживший вокруг здания и поливавший страшным непрерывным огнём украинский бронетранспортёр. Только после взрыва боеприпасов его выбросило из окна второго этажа. Но и тогда, с переломанными ногами и контуженный, Влад продолжал прикрывать безоружных подчинённых, лежавших хаотично во дворе местной школы, где накануне рота разместилась на ночлег.

Во время своего рассказа старший прапорщик Андрей Гавр постоянно демонстрировал собственную каску образца 1943 года, пробитую в двух местах. Отверстия были разные: одно – рваное, размером со средний мужской кулак, другое – в виде прокрученной изнутри большим штопором скважины. Андрей был уверен, что каска спасла его от снайперской пули, но кто-то из снайперов обескуражил счастливчика, заметив, что отверстия просто оказались выше предполагаемой макушки и если бы Гавр посадил железный шлем плотнее к черепу, то сейчас ему не довелось бы сидеть и курить с ними папиросы. Ему вообще повезло, ведь, пролежав почти восемь часов на снегу, под постоянным минно-снайперским обстрелом, он не получил ни одного ранения, а в капюшоне куртки после боя насчитал ещё четыре одинаковых отверстия диаметром 7,62 миллиметра. Никудышный оказался снайпер, а Гавру просто подфартило.

С приходом помощи, группы Рейнера, на броне смогли выехать три десятка бойцов из семидесяти шести, прибывших в посёлок с вечера. Семерых взяли в плен, тридцать пять погибли или пропали без вести. Судьба четверых выяснилась только через три дня, когда сначала, в форме и с оружием, вышли отец и сын Кравчуки, а позже, уже без оружия и в гражданской одежде, – ещё два бойца. Все четверо стояли на двух разных блокпостах на окраине села, слышали бой, но не подвергались нападению и только вечером, когда уже ушли и свои, и украинцы, начали прояснять ситуацию. Кравчуки прибыли первыми к месту прежней дислокации роты и, сразу смекнув всю опасность положения, решили самостоятельно выдвигаться в сторону предполагаемого штаба полка. Двое других даже не успели дойти до школы, как их остановил местный старик и, рассказав, что произошло за день, предложил оставить оружие, сменить форму на гражданскую одежду и точно показал нужное направление. Через трое суток все четверо почти в одно время вышли на блокпосты на окраине Отрадного…

* * *

Весна всё активнее вступала в свои права. Снег окончательно сошёл с полей, что только затрудняло несение службы в ночное время, тем более что россияне увезли с собой свои приборы ночного видения и тепловизоры. Пришлось уплотняться, роя дополнительные окопчики, ложементы и траншеи между угловыми окопами и постами. Боевой техники не было, кроме украинского «Козака», и по предложению российского связиста, лейтенанта Ромы Акулы, решили вытянуть его за периметр и установить на переднем блокпосту в качестве «пугала» и оборонительного сооружения на случай стрелкового боя или попытки вражеской техники прорваться внутрь периметра на большой скорости. Оставалось только найти для этого тягач.

Активно окапывались все. «Ольховские» ветераны не нуждались в поучениях и инструкциях. Они в течение светового дня соорудили на своём участке периметра оборонительные редуты, будто ожидали наступления целой танковой армии фельдмаршала Манштейна под Сталинградом. Траншеи вырыли под два метра роста. У каждой бойницы, обложенной мешками с землёй, установили ящики под ноги и вырыли «лисьи норы» для укрытия от мин. От траншей бойцы провели сапы – отходы в тыловую зону элеватора, где находились подвалы, которые пригодятся при возможном обстреле противником из тяжёлой артиллерии. Для гранатомётчиков подготовили отдельные выходы для стрельбы и быстрой ретировки. Вот так на войне в течение одного боя, ценой неожиданных и невосполнимых потерь ещё вчерашние сугубо гражданские люди становятся бойцами, способными грамотно и технично встретить врага.

Не отставали и бойцы первой роты первого батальона, где среди невоевавшего большинства оказалось несколько мужчин, имевших боевой опыт в армии ДНР до спецоперации. Особенно колоритно выделялся седовласый бородач невысокого роста, с добрым прищуром серых глаз, по имени Юрий Иванович. Народ его называл проще – Юрваныч. Ему было пятьдесят пять, и за плечами – полтора года в Афганистане. Его никто не тащил в военкомат под мобилизацию, просто совесть не позволила оставаться дома, когда почти все коллеги мужского пола в течение одного дня отправились на сборный пункт. В принципе, так и сформировалась первая рота первого батальона стрелкового полка, куда были зачислены исключительно офицеры Министерства доходов и сборов ДНР. Поговаривали, что какая-то часть мобилизованных этой роты самовольно отправилась в Донецк, пеняя на тяготы службы и риски погибнуть вдали от дома. Чалый не привык копаться в чужом белье и был доволен тем, что к нему пришли именно те бойцы, которые не сломались и остались в строю. А копали и строили они свою оборону не хуже «ольховцев».

Рядом с Юрванычем постоянно находился Роман, парень чуть за сорок, самостоятельно изучивший устройство автоматического гранатомёта на