Я нахожу здесь другой историко-географический путеводитель по Кайласу и Манасаровару, совершенно независимый от найденного мною в Гьянтраге. В древние времена в этом монастыре также была печатня; иногда, когда сюда добираются образованные паломники, по их просьбе печатается копия этого путеводителя. В Тибете существует бесчисленное количество книг, так как практически все наиболее важные монастыри имеют или, во всяком случае, имели свою печатню, обладая иногда одной лишь хроникой монастыря или биографиями самых прославленных лам, живших и медитировавших в нем. Тибетская книга представляет собой определенное число деревянных досочек, на которых изящным шрифтом, свойственным терпеливым монахам и искусным каллиграфам, с тщательным усердием вырезана каждая страница. Тот, кто желает получить копию книги, идет в типографию монастыря, имея с собой листы бумаги, и тогда монах-специалист полностью печатает книгу, лист за листом. Если же бумаги нет, то, как правило, желаемые копии удается заполучить с трудом, – вот почему я всегда беру с собой в экспедиции немалое количество бумаги, хорошо зная, что в любом гомпа могут оказаться матрицы интересных книг и забытых рукописей.

Монастырь Тинтхипу сооружен над знаменитой в истории буддизма пещерой с видом на Кайлас, так называемой пещерой Гоцсампы[35] [26], одного из самых известных учителей школы дугпа, которой как раз и принадлежит монастырь. Гоцсампа, как повествуется в его биографии, провел немало лет в этой пещере, практикуя в одиночестве трудные упражнения хатха-йоги, согласно шести правилам Наропы [27].

Последний был выдающейся фигурой индийского аскетизма и не отказывал в посвящении тибетским ученикам, наиболее известный из коих – Марпа – прославился не только как плодовитый переводчик мистических трудов, но в особенности как учитель Миларепы. В любом случае, Марпе принадлежит честь внедрения хатха-йоги и ее сложных практик в Тибете.

Монашеская организация постепенно потушила пыл мистических школ, и монастырь был возведен, чтобы спрятать и охранить небольшую пещеру, освященную долгим пребыванием одного из самых великих представителей тибетского аскетизма.

Мы быстро нагоняем наш караван, который начинает подъем к перевалу Дролмы, то есть Тары – милосердной богини спасения. На пути постоянно встречаются группы паломников, поднимающихся по той же дороге. Они крутят «молитвенное колесо», произносят мантры и коленопреклоняются. Индусы и буддисты обходят священную вершину по часовой стрелке, последователи бонпо – наоборот, идут нам навстречу, в противоположном направлении, то есть против часовой стрелки. Также и в этих внешних проявлениях две религии отличаются одна от другой: способ обхода вокруг священных мест и богов в религии бонпо полностью противоположен традиционным правилам индийской прадакшины; тибетцы называют его йонкор – «обход против часовой стрелки», или же просто бонкор – «способ обхода по-бонпоски». Последователи бонпо почти все родом из Кама, у границ с Китаем. В своих характерных конических шапках из шерсти они совершают паломничество в край, являющийся священным и для них, так как учение бонпо было изложено в систематической форме именно в этой области Западного Тибета. Бонпосцы интересуют нас в особенности, так как еще столь немногое известно об этой школе, происхождение которой теряется во тьме веков.

Путем бесед, разъяснений и подарков нам удается собрать отличную коллекцию рукописей: предприятие не из легких, так как, оставшись в небольшом числе, последователи бонпо защищаются, окружая себя тайной. Занимаясь главным образом колдовством, они тщательно скрывают свои книги и никому не выдают секретов ритуала.

Продолжаем путь, смешавшись с толпами паломников; здоровые и больные, старые и молодые, они не чувствуют усталости от крутого подъема. Собаки преданно следуют за хозяевами, словно угадывая, что заслуга священного путешествия не минует даже их. Буддизм не возводит барьеров между живыми существами, принимая всех в лоно своей неистощимой любви. Время от времени пилигримы останавливаются, иногда чтобы преклониться перед скалой, естественные впадины которой почитаемы как следы, оставленные плечом Гоцсампы, иногда, чтобы отрезать пучок волос или отодрать клочок одежды и бросить его на могилу какого-нибудь известного отшельника, пожелавшего быть погребенным под сенью этих священных вершин, – богопочитание, которое не желает истощиться даже после смерти. На вершине перевала Дролмы, всемилосердной богини спасения, люди останавливаются: тесный проход открывается среди двух покрытых льдом стен. Яростные порывы ветра хлещут нас своим ледяным дыханием. Мы на высоте 5700 м. Молитвы и коленопреклонения удваиваются. На вершине перевала длинные шесты, на которых развеваются флажки с нанесенными на них священными формулами и молитвами. Трещины огромного валуна, скатившегося сверху, почти полностью заполнены зубами, которые паломники вырывают и преподносят некоему неизвестному демону.

Аскеты, неподвижные, словно статуи, погружаются в медитацию и впадают в экстаз: остатки первобытных ритуалов и мистических упоений, дошедших до этих скал, освященных воображаемым присутствием Господа. Богопочитание верующих и искренность их веры не исчезают: словно аура святости веет над этими местами, и невозможно рассеять ее даже после веков запустения. «Встань на колени там, где преклонились другие, – говорит Рамакришна, – ибо Господь присутствует везде, где молились».

Сразу у спуска в долину находится небольшое озерко; глубоко зияя у подножия гигантских скал, скрывает оно свои воды подо льдом, который непособно растопить никакое солнце. Это Гаурикунда, «священное озеро Гаури», как его называют индусы: если на этих вершинах пребывает высший бог индуистского олимпа, то естественно, что некое место также должно быть посвящено его верной спутнице. Тибетцы, однако, называют его Чагро дзинбу – «озеро фей». Что касается фей, то их в ламаизме тысячи. В то время как для непосвященных они представляют собой различные силы, сознательно руководящие делами этого мира, временами благоприятные и милостивые, временами коварные и злобные, для тех, кто приблизился к наивысшим мистическим сферам, они превращаются в психические энергии, которые, будучи укрощены при помощи аскезы, могут раскрыть в посвященном чудотворные силы. Впрочем, паломники живут здесь в мире воображения: нас восхищает в скалах их мужественное величие, смелая архитектоника и неожиданная игра цвета; если же мы геологи, то нас интересует происхождение пород и структура их напластований, помогающая нам прочесть в этих формах и их взаиморасположении историю катаклизмов, которые вызвали на свет из хаоса этих гигантов; паломники же воображают себя находящимися чуть ли не в земной проекции небес или же на самом деле верят, что они, поднимаясь к вершинам, вознеслись, словно по волшебству, в надземные области. Камни, ущелья и вершины суть обители богов: скала в их глазах превращается в один из небесных дворцов, где витает дух их божеств-охранителей. Путеводители же стараются изо всех сил, указывая: там – обитель Ваджрапани, здесь – дворец Авалокитешвары, а чуть далее – сонм дакинь. Таким образом, каждый камень имеет свое имя – священная топонимия, которая демонстрирует весь олимп ламаизма. Некоторые собранные мною книги перечисляют с тщательной скрупулезностью этот пантеон, имеющий, скорее, отношение к религии, чем к топографии. На этом я остановлюсь подробнее в более подходящем месте.