Гаррель подвел бронеход к Лещинскому. От машины несло горячим железом, горелой изоляцией и мазутом. Лещинский с изумлением увидел, что сопло огнемета направлено в его сторону.

«Предатель. Изгой. Заслуживает смерти!» – стучали в голове мысли, точно молоток судьи, выносящего приговор.

– Я что-то делаю не так… – проговорил расстроенно Гаррель. – Смеющийся бог Шу-Арррель больше не улыбается мне…

– Браза, эта тварь обманула меня! – выпалил Лещинский уже сорванным голосом. – Абориген сказал, что ему нужно проверить орбиты станций, иначе они посыплются на город! Он сказал, что это его обязанность. Я ему поверил…

Бронеход шагнул вперед, Лещинскому пришлось попятиться.

– Это не должно было произойти, – продолжил отстраненным голосом Гаррель. – Я убил высокородного Нарреля, прежде чем остальные поняли, что хитники идут на переговоры. Я вовремя заметил нгена-шпиона, но он оказался живучим…

Лещинский развел руками.

– Что ты несешь, браза?..

– Я следовал за твоим бронеходом во время горячего торнадо, и я всадил тебе в корму гранату. Но ты не утонул в Канаве.

Лещинский обхватил руками голову, содрал бинты. Почувствовал, как из открывшейся раны стекает по щеке кровь. То, что говорил Гаррель, походило на бред. Арсианец сошел с ума, когда горячие торнадо обрушились на Колонию? Гаррель-Гаррель…

– Я направил бронеход на Космодром, когда увидел, что луч угодил точно в завод. Я понял, что это случилось не просто так. Но я не успел. Смеющийся бог не улыбнулся. Я облажался.

– Зачем тебе это все, браза? – Лещинский поднял взгляд на разбитый фонарь бронехода.

– Вселенную жрет раковая опухоль, – ответил Гаррель. – А я выжигаю больные клетки.

– Больная клетка – это я? – Лещинский окончательно запутался. Он пытался осознать мотивы Гарреля, но видел лишь цепочку убийств, подвешенную в воздухе.

– Нет, ты – мой друг, – ответил после недолгой паузы арсианец. – Я пытался предотвратить то, что произошло. И то, что может произойти в будущем.

– Погоди! – Лещинский выставил ладонь перед соплом огнемета, словно это могло его спасти. – Ты убил Нарреля, нгена и пытался убить меня, только чтобы Корсиканец не узнал об аборигене? Ты был в курсе, чем все закончится? Ты был в курсе, что Тарбак хочет уничтожить Колонию?

– Аборигену было наплевать на Колонию, – отозвался Гаррель. – Огонь орбитальных мазеров по населенным районам – лишь средство. Ему было нужно, чтобы больная клетка делилась. И она… Ты слышишь? – спросил он шепотом.

Лещинский размазал кровь по лицу. Завертел головой. Он ничего не видел, не слышал, не понимал. Реальность распадалась на вертлявые гранулы, в ушах стоял комариный писк, словно от контузии.

Подул ветер, и серые клубы на мгновение поредели. Там, за еще сильнее покосившейся Диспетчерской, среди битого стекла и горящих обломков, возвышалось влажно блестящее нечто.

Округлое, с червеобразными отростками в два ряда. Пульсирующее. Тщащееся закрепиться на бетоне то ли белесыми корнями, то ли щупальцами. Из разверстой пасти с похожими на лепестки челюстями доносятся хлюпающие звуки.

Оно всегда голодно. Оно способно лишь жрать и извергать съеденное.

Оно отвратительно, и кажется, что подобному нет места во Вселенной.

Ветер меняет направление и окатывает Лещинского волной удушливого смрада. Лещинский делает первый шаг навстречу повернутой в его сторону пасти.

– Гаррель! Стреляй! Стреляй, браза! – испуганно лепечет он, не сводя глаз со склизкого шара и беспокойных щупалец. Эта гадость – как живая черная дыра. Засасывает в себя, стоит оказаться в поле ее зрения или того чувства, что заменяет ей зрение. И лучше сгореть в напалмовой струе, чем быть поглощенным бездонным чревом.

Но Гаррель почему-то медлит, не жмет на гашетку. Потом Лещинский слышит, как гудят сервомеханизмы, поднимая «фонарь». Потом – удар подошв по бетону: это Гаррель выпрыгнул из кабины бронехода.

Землянин и арсианец идут друг за другом походкой кукольных человечков.

Вокруг клубятся дым и пыль. И ветер завывает в оплавленных волноводах.

Таблицы не лгали. Храм находился именно там, где они указывали, – на обрывистом мысу, омываемом желтыми водами Соленого озера. Издалека Храм можно было принять за скалу из красного песчаника, – причудливая фантазия пересмешников словно соперничала с изысками ветровой эрозии. Повисшие в пустоте арки, контрфорсы, подпирающие разрушенную стену, прореженные колоннады с фрагментами фриза… Годы не пощадили Храм, но он все-таки существовал, а на большее Натали и не рассчитывала.

Прежде чем продолжить путь, она окинула взглядом кочковатую пустошь, заросшую багряной растительностью.

Все спокойно. Даже безмятежно. Бледно-голубое небо без единого облачка. Солнце взошло три часа назад и уже изрядно припекало. Если Натали не доберется до тенистых сводов Храма за пару часов, тепловой удар ей обеспечен. Не спасет и озерный ветер, редкими порывами долетающий в глубь пустоши.

Натали машинально сняла с пояса фляжку. Встряхнула. В ней еще булькало, но Натали решила приберечь последний глоток кислицы. На всякий случай. Шатуны поговаривали, что в Храме обязательно должны сохраниться колодцы с питьевой водой, но мало ли о чем болтают долгими ночами у костров. Даже сам великий вождь Том Два Ворона был не прочь потешить благодарных слушателей байками, при этом безбожно привирая. Хотя ему хватало историй вполне правдивых. Натали научилась хорошо различать, что в словах старого индейца быль, а что – сказки. Правдивые истории она тайком записывала для будущей книги о великом кочевье североамериканских индейцев в другой мир.

Перескакивая с кочки на кочку, Натали двинулась дальше. Жесткая трава металлически взвизгивала под толстыми рифлеными подошвами. Не будь на ногах стареньких вибрамов, Натали давно бы располосовала пятки в кровь. В здешней почве содержалось слишком много железа. Окислы окрасили этот мир в цвета ржавчины. Железо текло не только в жилах местных животных, но и придавало некоторым видам растительности упругость стали. Не напрасно равнины, лежащие к западу от Соленого озера, индейцы назвали Железными прериями. Жаль только, что трава все-таки недостаточно жесткая. Вряд ли она помешает преследователям настичь одинокую женщину.

Жара и однообразное движение притупляли внимание. Натали приходилось поминутно встряхивать отросшими волосами и озираться. Над пустошью дрожали струи нагретого воздуха. Обманчивые миражи могли скрыть целую армию, не говоря уже о группе зубоклювых, которая со вчерашнего дня шла за Натали по пятам. Трудно сказать, что им могло понадобиться. Что можно отнять у человеческой женщины, в рюкзаке которой, кроме овсяных лепешек и старых таблиц, ничего нет? Разве что – жизнь…

Но и эта овчинка не стоила выделки. Зубоклювые хорошо знали, что жизнь человека из Племени стоит недешево. Барабан револьвера-самоделки набит патронами, а длинный нож из рабочего когтя бродячего муравьеда в опытной руке разит без промаха. Прежде чем они порвут ей горло, Натали успеет отправить к инопланетным праотцам двух-трех, а то и четырех бандитов.