Сесилия опомнилась первой. Она сняла очки и потерла переносицу.

– Ты хочешь сказать, что платила шантажисту, – она произвела в уме нехитрый подсчет, – сто двадцать шесть раз и ни разу ничего не сказала нам?

– Я хотела вас защитить! – Александра тщетно пыталась справиться с эмоциями, объяснить, что хотела сделать, как лучше. – Пока я платила, никто не собирался раскрывать нашу тайну. Но дело в том, что мой отец разорился. Как выяснилось, наше поместье уже давно заложено. Он вызвал меня из Каира и сообщил о банкротстве. Я уже два месяца ничего не платила шантажисту. Не было денег. А в тот день, когда я получила приглашение в Редмейн-касл, мне принесли посылку.

Дрожащими пальцами Александра развернула носовой платок, в котором оказалась бритва с перламутровой ручкой, та самая, которой она перерезала горло насильнику.

Та самая, которую они положили в его карман, прежде чем похоронить.

– О, Александр! – прошептала Франческа.

– Я знаю. – Александра смахнула со щеки слезинку. – Мне так стыдно, что я подвергла вас обеих такой ужасной опасности! Наверное, вы ненавидите меня так же сильно, как я ненавижу себя. И я это заслужила.

Не думая о платье, требовавшем бережного к себе отношения, и о том, что между ней и Александрой находится Франческа, Сесилия подалась вперед и крепко прижала к себе обеих подруг.

– Мы ненавидим лишь то, что ты так долго несла тяжкую ношу одна, не призвав нас на помощь.

Теперь Александра разрыдалась.

– Я не знаю, что делать. – Это признание рвало ее душу на части. Она всегда все знала. И со всем могла справиться. Но это… это было выше ее сил.

Прозвучал гонг, созывавший гостей к обеду. Подруги отпрянули друг от друга.

Сесилия выпрямилась и глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться и собраться с мыслями. Она напряженно размышляла.

– Вот что мы сделаем, – наконец сказала она и принялась мерить шагами комнату. Вероятно, на ходу ей лучше думалось. – Мы спустимся к столу и покажем всем окружающим, как мы наслаждаемся всем происходящим. У нас превосходное настроение. Мы будем ослепительны, не так ли, леди?

Александра и Франческа кивнули.

– Когда начнутся танцы, мы поочередно – с промежутком в пять минут – извинимся и встретимся в голубой гостиной, что на верхнем этаже восточного крыла, – все, как мы планировали раньше. Мы используем ключи, которые стащила Франческа – кстати, отличная работа, дорогая, – и обыщем покои герцогини, в первую очередь кабинет. Александр, ты будешь стоять снаружи и отгонять всех, кто может туда забрести.

Александра принялась с большим вниманием изучать свою ладонь.

– А если мы ничего не найдем?

– Об этом мы даже думать не будем, – уверенно произнесла Сесилия. – Мы должны. – Она подошла к двери и взялась за дверную ручку. – Потом мы встретимся здесь и решим, что делать дальше, еще до того, как Редмейн рассекретит имя своей нареченной. Насколько мне известно, это произойдет в полночь.

– А как начет Александры? – спросила Франческа.

– Александра слишком долго несла это финансовое бремя в одиночку. У нас достаточно средств на счетах, чтобы покрыть расходы до того, как нам удастся найти решение.

– Я запрещаю! – воскликнула Александра и рванулась к Сесилии. – Я не позволю вам это делать. Это я должна платить за все, что случилось в школе. Это я уби…

Сесилия хлопнула дверью, прервав слова, которые никто из них в течение десяти лет ни разу не произносил. Она обняла подругу. Прижала ее к груди и зашептала ей прямо в ухо.

– Любая из нас сделала бы то же самое. Ты не можешь запретить нам помочь тебе.

Франческа положила руку на плечо подруги.

– Не забывай, у каждой из нас есть тайны. Мы все преодолеем только вместе.

Глубоко тронутая, Александра кивнула, хотя все ее существо протестовало против такого решения.

Сесилия обернулась к Франческе:

– Если мы найдем свидетельства, порочащие Редмейна, ты все равно можешь выйти замуж за герцога.

– С какой стати? – удивилась Франческа. – Уж лучше я останусь старой девой.

– Потому что… если аппетит шантажиста Александры разыграется или по какой-то причине деньги не попадут к нему вовремя, защита Ужаса Торклифа может спасти всех нас от виселицы.

Пирс стоял на балконе, окружавшем бальный зал, и смотрел на вальсирующих гостей.

В черных железных подсвечниках, отлитых кузнецом несколько столетий назад, мерцали свечи. Танцующие тени, периодически наплывающие на украшенные драгоценными камнями маски, придавали гостям жутковатый вид. Бриллианты и другие драгоценные камни, которых здесь было в изобилии, ловили и преломляли лучи света, ослепительно сияя с каждых шеи и запястья. Пирс отвел глаза. Ну чем не небесные созвездия во всем своем блестящем великолепии!

Пирс ненавидел этих людей. И ни одному из них не было дела до него. Просто он родился могущественным человеком, и когда он позвал их, они пришли.

Ему потребовалась вся его немалая сила воли, чтобы выглядеть невозмутимым.

Как же ему не хватало открытых африканских просторов или влажных лесов Амазонки! В местах, где растения и насекомые могут быть не менее смертоносными, чем змеи и хищники, но с ними всеми он был хорошо знаком. Легко узнавал врагов и четко понимал границы своей силы.

Здесь же Пирс оказался на неизведанной земле, для него даже более непредсказуемой и коварной, чем в Америке или Африке.

Ведь эти звери были совсем не простыми, а здешние охотничьи угодья – незнакомыми. Он, по сути, ничего не сделал – только пришел в мир с правильной родословной, и все, кто занимал место ниже него, или полюбили его, или возненавидели.

Все это казалось бессмысленным. Эти создания, облаченные в изысканные одежды, говорили на человеческом языке. Если львы, нападая, рычали, эти существа – мурлыкали, но, убедившись, что ты ослабил бдительность, наносили тебе удар в самое больное место.

Пирс нашел в царстве зверей то, что искал, сам того не осознавая, – честность и простоту, которые он никогда не встречал в людях. Человеческие создания за годы эволюции стали слишком сложными. Они погрязли в фальши цивилизации.

Пирс заметил в стороне вихрь черной тафты и муслина и не сдержал раздраженного возгласа.

Роуз Брайтуэлл. Черноволосая красотка с черным сердцем и повадками змеи. Он долго был ее рабом. Достаточно долго, чтобы забыть: она больше не Роуз Брайтуэлл.

Теперь она утверждала, что ее фамилия Атертон. И только к этому она всю жизнь и стремилась. Только к его имени. Его титулу. И ни к чему больше.

Будь он проклят, если она когда-нибудь станет герцогиней!

– Ты ее любил? – Тембр этого голоса был глубоким и богатым, как шотландское виски, которое его обладатель без устали поглощал.