Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На сей раз Воронцова улыбнулась и ласково ответила ему в тон:
— А это, господин пират, будет решать суд.
— Сударыня! — воскликнул Бен. — Суды однозначно относятся к людям моего ремесла.
— Увы, не я вам его навязал… — Плахов взял верхнюю карту из колоды и протянул ее пирату.
Бен взял карту, перевернул, посмотрел на нее. На картинке красовался гроб. Надо же, а все начиналось так хорошо.
— Ребята, меня же повесят… — попытался разжалобить присутствовавших Бен.
— Не велика потеря, — ответил Вангувер.
Бен понял, что пасьянс сегодня складывается не в его пользу, а потому стоит выждать, пока фортуна повернется к нему вновь.
— Ладно, — махнул он рукой. — И куда же вы собираетесь направиться?
— К ближайшему берегу, — Плахов расправил перед пиратом карту.
Бен взял зрительную трубу и в шутку направил ее на карту. Потом сложил прибор и огласил сделанное открытие:
— Друзья мои, ближайший берег — это Америка.
Ничего не подозревающая о злоключениях брата, Варвара Белозерова наслаждалась тихим семейным счастьем. Фекла, хоть и силой принуждена была к роли гостеприимной хозяйки, все же оказалась еще одной православной душой в чужом мире. С ней можно было поболтать о Петербурге, что был таким далеким, но от этого делался еще роднее. Ванюша-то ее к светской жизни не приучен был, а с Фирсановой у них нашлось много общих знакомых и воспоминания о них долгими вечерами у камина стали для Вари приятным ритуалом.
Дни текли неспешно, похожие один на другой. Но Варю это нисколько не смущало. Главное — родные люди были рядом. Лиза оказалась послушной, смышленой девчушкой. Варя учила ее рукоделию, Иван по-прежнему много читал с ней. И все-таки Лиза была ребенком, и детские забавы были для нее приятней, чем взрослые дела. Вот и в этот день качалась она на качелях во дворе фирсановского дома. Солнышко, что нечасто в этих местах баловало своим появлением, весело слепило глаза. Лиза раскачивалась все сильнее и не обращала никакого внимания на сэра Генри Арновиля, который, напротив, слишком пристально рассматривал ее через решетку ограды. Не заметила его за раскидистым платаном и Варя. Она одернула штору и с удовольствием наблюдала за Лизой. И без того хорошее настроение ее еще больше улучшилось. Она опустила портьеру и провела ладонью по волосам любимого, что расположился в кресле-качалке.
— Никогда не думала, что мне может быть так уютно в чужой стране.
— И уезжать тебе уже не хочется? — оторвался Ванюша от чтения.
— Мне стыдно в этом признаться, но это так.
— Обед готов, голубки, — прервала их воркование Фекла. — Зовите Лизу.
Самойлов отворил дверь и появился на крыльце с книгой в руках.
— Лиза, обедать! — крикнул Иван, но ответом ему стал только тихий скрип покачивающихся пустых качелей.
Конечно, Лизавета была непоседливым ребенком, и в России, бывало, уходила из дому без спроса, за что ей частенько доставалось от Егорки. Но чтобы в чужом городе… Ведь она совершенно не знает языка, друзей у нее здесь никаких. Иван понял, что что-то тут не так, сердце его бешено забилось, он выскочил на улицу с криком «Лиза!». Но девочки нигде не было видно — она словно в воду канула. Самойлов побежал на рыночную площадь, надеясь хоть там выведать, не видел ли кто девчушку. Поиски оказались безрезультатными.
Люди строят планы, добиваются успехов на службе, затевают войны, копят золото, тешат свое самолюбие и еще делают Бог весть что в этой жизни, уверенные, что мир их прочен, что мечты их сбудутся, что сами они вершат свои судьбы. И нечасто человек задумывается о том, как мал и беззащитен он в этом мире. Каким муравьем он выглядит ну хоть с высоты птичьего полета. Он суть песчинка ничтожная, затерявшаяся в мироздании, пришедшая на миг и канувшая навсегда в Лету. Вот, к примеру, когда в огромном океане качается на волнах малое суденышко, то судьба его целиком в руках Божьих: сейчас есть оно, ветер играет парусами, но налетит буря, и нет уже ни корабля, ни людишек, ни надежд их смешных на эту жизнь.
Но нам неведома наперед судьба наша. И подняться над землей, чтобы узреть хрупкость и суетность всего сущего, нам не дано. Посему ощущаем мы себя властителями мира и уверены, что солнце по утрам встает исключительно для того, чтобы освещать нам путь.
Вот и герои наши одну за другой преодолевали морские мили, горя желанием поскорее достичь берега, чтобы устроить свои дела и воплотить простые человеческие планы. Далеко позади остались и родная Земля, и чужие страны. Так далеко, что и подумать страшно. Впереди ожидала их полная неизвестность. Но они не томились мыслями о своем месте в этом мире, а были заняты повседневными заботами. У Плахова, например, главной печалью было не упускать из виду пленника. Бен Андерсен, новая головная боль нашего героя, не внушал ему никакого доверия. И хоть бежать ему было некуда, но с него сталось бы поднять бунт на корабле, подговорить матросов изменить курс или учинить еще какую пакость. На ночь Андерсена приковывали цепями в трюме, и вооруженные караульные, меняясь каждый час, не спускали с него глаз. Только так сам Плахов мог спать спокойно.
Днем злодею было настоятельно рекомендовано проводить время у руля (опять же под конвоем), дабы отслеживать выбранный курс. Этот шельмец, однако, вел себя нагло и уверенно, совсем не как пленник. Он, скорее, напоминал настоящего капитана корабля: давал указания матросам, и те невольно слушались его властных команд. Неунывающий пират позволял себе, к тому же, непрерывно шутить и при каждом удобном случае подтрунивал над нашими героями. Но все это приходилось терпеть — другого капитана сейчас у них, увы, не было. Так, под командой недавнего пирата, фрегат неизменно приближался к намеченной цели.
В тот день было солнечно. Опять показалась стайка дельфинов и весело пустилась сопровождать судно, играя у носа, устраивая заплывы наперегонки, охотясь за рыбой. Над парусами суетливо кружили чайки в поисках поживы.
Плахов поднялся на ют и оттуда наблюдал за происходящим на корабле: за сию экспедицию он теперь отвечал единолично, надо было быть бдительным. Однако сегодня он никак не мог собраться с мыслями. Все-таки вынужденное бездействие совершенно его измотало. Все его отвлекало: игра дельфинов, крики чаек… Теперь вот еще Гриня, оттирая свежую порцию помета с лица, смешно задрал голову и замахнулся на бестолковых птиц:
— Ох, я вас!!!
— Бог метит тех, кого любит… — усмехнулся Митрич.
— Это не Господь, это… твари небесные, — едва сдержался от ругательства Григорий, увидев появившуюся на палубе Воронцову.
В сей момент сидящий на грота-рее юнга вдруг пронзительно закричал:
— Земля! Я вижу землю!