— И она такая несчастная, — перебил Здоровякин, совсем не вникая в разглагольствования Валдаева и следуя своим мыслям. — Заплаканная. Отобрал у нее бутылку вина. Ведь и спиться так недолго. Если глушить тоску вином. В лошадиных дозах. А у меня Машка.

— А что? — удивился Александр. — При чем здесь Машка?

— Да притом! — нервно и даже зло ответил Илья, отшвыривая от себя авторучку, которую вертел в пальцах. — Мне понравилась Настасья, понимаешь?

Нет, Валдаев ничего не понимал.

— И чего так нервничать? Мне каждый день по дороге на работу встречается от трех до десяти симпатичных девчонок. И все мне нравятся. И с некоторыми из них я устанавливаю контакт. А избранных приглашаю в гости. Послушать Генделя. Или Шнитке. Или Иру Салтыкову — в зависимости от пристрастий девушки.

— Но ты-то не женат.

— Верно.

— И мне никто не должен нравиться, кроме Машки.

— Тут ты глубоко заблуждаешься.

— А со мной теперь творится что-то невероятное! — с горечью признался Илья.

Валдаев заторможено посмотрел в окно. Воробей на зеленой яблоневой ветке ничем не мог помочь — он только чирикнул, сочувствуя горю Александра: ведь его единственный и любимый друг, кажется, спятил.

— Слушай, Кузьмич, ты прости меня, но я сегодня столько всего пережил, — осторожно начал Саша. — Признаюсь, соображаю не очень хорошо

— Ты что, влюбился?

— Нет! — гневно отверг Илья предположение друга.

— С первого взгляда?! — с ужасом выдохнул Валдаев.

— Какая ерунда!

— Е-мое! — схватился за голову Александр. — Ты точно влюбился!

— Нет! — упорствовал Илья. Мысль о том, что ему понравилась какая-то другая женщина, кроме Маши, уже казалась Здоровякину кощунственной. А Валдаев говорил о любви!

— Так, — сказал Саша. — Пока ничего не предпринимаем. Самочувствие-то как? А жить вообще пока можешь? — Да отвяжись ты! Перестань надо мной смеяться!

— Разве я смеюсь! — воскликнул Саша. — Я переживаю! Это у меня влюбленности мелькают одна за другой, как вагоны электрички. Я легко и беззаботно окунаюсь в новую любовь, зная, что все женщины неповторимы и каждая может доставить удовольствие. Но у тебя ведь совершенно другие инстинкты. Тебя если заклинит, то основательно

— Этого я и боюсь.

— Я сам боюсь.

— А Настасья-то как? Ты ей понравился? — вспомнил о другой стороне вопроса Валдаев.

— Болван! — врезал по столу Илья. Стакан на сейфе звякнул, Валдаев подпрыгнул. — О чем ты говоришь? Женщина только что похоронила мужа, кретин.

— Не кипятись. Просто так спросил, нельзя, что ли? Так понравился или нет? Объективно?

— Не знаю. Вроде бы улыбнулась мне на прощанье.

— Ну, брат… Твои шансы велики. Исторгнуть улыбку из убитой горем вдовы. Надо уметь. Горжусь.

— Отстань.

— Знаешь, а у меня с Маргаритой не совсем гладко получилось. Сначала мы едва не убились, изображая из себя каскадеров. Потом она довела меня ездой на мотоцикле. Теперь мне не дает покоя мысль, а что, если и сексом она предложит заниматься в гамаке, натянутом между верхних этажей шестнадцатиэтажек? Или в зоопарке, в клетке у львов? Или на надувной лодке в бассейне, где плавают пираньи? А, Здоровякин?

— А еще можно вставить в зад динамитную шашку, — внес рацпредложение хмурый Илья. — Очень острая любовь получится.

— Фу, как ты брутален! — обиделся Александр. — Какой-то у тебя прямо-таки американский юмор.

— Вы что, уже обсуждали возможность секса?

— Нет, я фантазирую. А как же без секса-то? Будет. Вопрос только в том, распространяются ли каскадерские наклонности Маргариты на сферу плотской любви. Если да — я пас.

— Слушай, Валдаев, у тебя одно на уме. Сколько я тебя знаю, ты не меняешься.

— Грязный похотливый жеребец, ты хочешь сказать? Нет, ты не прав, если так думаешь.

— Я так не думаю. Не пора ли нам заняться делом?

— Конечно, пора. Тут вот Зуфарик подкинул план действий. Необходимо установить наружное наблюдение за Ярославом Кобриным. Приступить с завтрашнего утра. Поручается кому? Илюше Здоровякину. Дерзай, мой малыш!

— Есть, товарищ капитан. Обедать пойдешь?

— Я смотаюсь домой переодеться.

— А… Да тебе, Саня, не мешало бы принять душ.

— Пахнет, что ли? — заволновался Валдаев.

— Ну, как сказать…

Илья убрал бумаги со стола и в одном из ящиков наткнулся на парик, взятый им напрокат в компьютерном отделе, где работало несколько милых девушек и где Валдаев в одно время основательно порезвился. Илья зачем-то подергал белую блестящую прядь, пробормотал негромко: «Странно как!» — и захлопнул ящик. В голове появилась какая-то смутная, неоформленная мысль. Но она тут же была поглощена потоком ассоциаций и воспоминаний — пушистый искусственный завиток парика напомнил о светлых волосах Настасьи, потом Илья вспомнил ее грустные серые глаза, потом…

— На ходу-то не спи! — крикнул вдогонку другу Валдаев.

Конечно, Саше просто необходимо было привести себя в порядок. На троллейбусной остановке на него оглядывались, какая-то сердобольная старушка заохала и запричитала:

— Кто ж тебя так потрепал, сынок?

— Да вот, мать, кредиторы замучили. Месяц держали в подвале, еле сбежал, — вздохнул Валдаев, поправляя изорванный галстук и отряхивая пятнистую рубашку. Сегодня утром эта новенькая рубашка шуршала под утюгом, радуя глаз белоснежностью. Сейчас на нее нельзя было смотреть без слез.

— Прям-таки сбежал! — зашлась в восторге бабулька. — Хорошо, что не убили!

— Ага. Вот домой добираюсь.

— Ох, бедняга! Нелегко тебе пришлось. На-ка вот, булочку съешь! Не кормили, поди, кредиторы-то!

— Спасибо, мать!

Откусив сразу три четверти булки с маком, Валдаев легко взлетел на ступеньки подошедшего троллейбуса. «Надо было взять такси, — подумал он. — Час буду трястись на этой колымаге, не меньше».

* * *

Разочарование, охватившее Александра, когда он появился в приемной «Пластэка», не поддается описанию. Он принимал душ, менял рубашку, брюки, галстук не только в целях чистоты и гигиены. Он тайно лелеял мысль поразить безумной красотой секретаршу Кармелина, ворвавшись в офис прохладным майским ветерком.

Конечно, Маргарита занимала первый номер в списке девушек, которые в ближайшее время должны были отдать сердце и нежное тело в руки доблестного опера, но пренебрегать роскошной кармелинской секретаршей Валдаев никак не мог. Будучи немного знаком с прекрасным племенем офис-менеджеров и делопроизводителей, Саша по привычному шаблону рисовал в воображении портрет шикарной девицы, целых пять лет помогавшей Никите Кармелину справляться с бумагами, скрепками и степлером.