Минута — и Ирка уже готова. Джинсы, практичная неброская ветровка за пятьсот евро, чемодан обтекаемой формы и портфельчик, в котором великий журналист и писатель носит свой неизменный ноутбук. Коротко остриженные волосы уже высохли. Вот бы мне научиться собираться таким стремительным домкратом.

Рик виснет у Ирки на шее, я посылаю ей вдогонку воздушный поцелуй. Хлоп дверью — и нет Ирки. Почти в ту же секунду за открытым окном раздается шмелиное жужжание — так отсюда слышен рев «саабовского» мотора. И мы с Ричардом остаемся одни.

Сегодня воскресенье, школы нет, и мне по идее нужно развлекать ребенка. Развлекать Рика, ха! Для него главное — чтоб я сидела тихо и не мешала человеку заниматься серьезными делами. Жаль, компьютер в доме всего один, с ноутбуком Ирка не расстается даже в туалете.

— Рик, в интернет пустишь? — робко поинтересовалась я.

Вундеркинд не удостоил меня даже взглядом. Он уже не играл в футбол, а подрисовывал длинный красный язык к портрету какого-то приятеля. Сашка тоже раньше любил так развлекаться, программа «Фотошоп» идеально подходит для детских шалостей.

Я, как бедная родственница, прошла в кухню и включила телевизор. Пока можно поискать какие-нибудь передачи типа моей и посмотреть, как держатся ведущие. Конечно, этот пример мне нужен скорее для того, чтобы делать по-другому, чем для подражания. Через пару часиков станет поздно, настырное дитя ляжет спать и освободит мне доступ к компьютеру.

Мне не повезло. Передачи моего формата, оказывается, идут в будни по утрам, а не в воскресенье вечером. Брать пример с Тутты Ларсен или Андрея Малахова мне вряд ли стоит, хотя… Я уже решила переключиться на фильм со Сталлоне, когда Рик пожаловал в кухню.

— Корнфлекс с молоком, — сообщил он. Это было не требование, а констатация факта. Из холодильника появился квадратный пакет молока, а корнфлекс уже стоял на столе, готовый к употреблению, как и обещала ярко-желтая надпись на коробке.

Холодильник у Ирки был по обыкновению пуст, если не считать нескольких пакетов с молоком, явно закупленных впрок на время отъезда. Моя подружка живет по-европейски: хочется есть — купили — съели. Запасов в доме она не держит. Это навело меня на мысль подсесть на какую-нибудь хитрую диету, раз уж все равно надо покупать продукты. Хотя, с другой стороны, капустный супчик привел меня в норму, но кто знает, что готовит нам этот предательский возраст — мне ведь вот-вот двадцать восемь. В последнее время я как-то уже смирилась с тем, что мне до скончания жизни придется иметь дело с диетами и здоровым питанием.

— Кать, ты бы хотела, чтоб тебя заморозили? — спросил Рик, хрустя хлопьями и булькая белыми слюнями.

— Заморозили?

— Ага. Я бы хотел. Только не могу выбрать время, когда мне потом просыпаться. Как ты думаешь, в каком году будет интереснее всего?

Ах, это он про крионику! Про метод замораживания людей с тем, чтобы оживить их через сто или сколько-то там лет. Проблема в том, что замораживать уже научились, а вот оживлять еще, кажется, нет.

— В Америке есть целый институт, где за двадцать пять тысяч долларов можно заморозиться, — увлеченно бурчал Ричард с полным ртом. — И у них куча клиентов. Я бы тоже хотел. Потому что ведь интересно посмотреть, что будет в следующем веке. Про этот я уже все знаю.

Какому-то актеру, — продолжал он, подливая себе молока и всыпая в него еще полпачки золотистых хлопьев, — заморозили только голову. Так попросили его родственники. Правда, тупые? Что он будет делать с одной головой? Кому-то придется носить ее по улицам, чтобы он все видел.

Рик хрустел так аппетитно, что я тоже взяла себе мисочку и подключилась к уничтожению корнфлекса. Кстати, довольно вкусно!

— А еще очень удобно заморозить человека, если не знаешь, что подарить ему на день рождения, — заметил Рик и посмотрел на меня ледяным взглядом.

Ух, ничего себе! Это он про мой день рождения, что ли? Ирка наверняка ляпнула вслух, что не знает, что мне подарить (обычно она дарит какую-нибудь первую попавшуюся ненужную и дорогую безделушку. Многие из них сегодня выставлены у меня в магазине, но особым спросом не пользуются). А юный гений намотал на ус.

— Ты мне лучше стихи напиши, — попросила я. У Ричарда просто потрясающие стихи. Если правда, что настоящий поэт пишет так, как будто до него никакой поэзии не существовало, то Рик самый настоящий поэт. На прошлый день рождения он сочинил мне длинный опус, где были такие строчки:

— Как мой — что? — спросила я.

— Как мое счастье и моя радость, — объяснил гений.

— А почему мужской род? Для рифмы?

— Нет, для справедливости. Средний род тут уже есть — счастье, женский тоже — радость. Поэтому должен быть «мой», чтобы мужской род не обиделся.

Еще у Рика есть стихотворение, которое он написал в пять лет под влиянием сказок Пушкина (Пушкина он если не признает, то по крайней мере замечает). Оно такое:

Но оказывается, стихи Рик уже давно бросил писать, во втором классе. Сейчас его больше занимает погружение людей в криогенный сон. Но почему у него в кандидатах именно я?

Я сделала еще одну попытку отвлечь ребенка от кровожадных планов.

— Зря ты думаешь, что в другом веке будет интереснее, чем в нашем. Может, как раз наоборот.

— Зато тогда уже изобретут что-то, чтобы люди не умирали, — возразил он.

— А для тебя это важно?

— Еще бы не важно! Я не хочу умирать!

О господи, еще один охотник за бессмертием.

— Что ты, Катя, как маленькая! — в свою очередь удивился Ричард. — Сейчас все ищут способы продлить жизнь и молодость. Всякие столовые клетки себе подсаживают.

— Стволовые, Рик.

— Точно, стволовые. Но это все ерунда. Все равно рано или поздно умрешь. Вот если бы совсем не умирать.

— Совсем, наверное, невозможно, — возразила я. — Хотя пожить подольше, конечно, хочется.

— Не, я хочу жить вечно. А подольше — это пожалуйста, уже сейчас. Один мужик говорит, что можно дожить до ста восьмидесяти, если пить какую-то там воду… ине-зиро…

— Ионизированную?

— Ага. И есть продукты одного цвета.

— Вот это здорово! — воскликнула я. — А какого?

— Чего — какого?

— Какого цвета?

— А я откуда знаю. Так по телевизору сказали.

Рик терпеть не может детские мультики и смотрит только научно-популярные передачи и рекламу. Поэтому он, как и все его ровесники, с пеленок разбирается в названиях прокладок и симптомах климакса.