– У тебя кошка.

– Миттенс. Я принесла ее котенком.

– Не Том или Моппет?

– Ты тоже любишь Беатрис Поттер?

– Папа читал мне ее сказки.

Воспоминания взрываются во мне психоделическими красками. Я бегу в кухню, прижимаю пылающее лицо к холодильнику, стараясь отогнать картину, как мы с папой лежим на моей кровати и смеемся над сказкой о непослушных котятах.

– Тебе нехорошо? – В дверях стоит Дэн. – Это была плохая затея. Я попрошу ее уйти?

– Нет, со мной все в порядке. Просто я устала и очень волнуюсь. Хочу, чтобы все прошло идеально.

По лицу Дэна пробегает странное выражение.

– Все хорошо. Честно. Пойди посиди с Анной.

– Я останусь и помогу тебе.

– Невежливо оставлять ее одну. – Я практически выталкиваю его в дверь и быстро раскладываю еду по тарелкам. И вот уже мы теснимся вокруг нашего маленького, словно взятого из бистро столика, который скрипит под тяжестью огромных мисок с пастой, чесночным хлебом и соусом, и едим, крепко прижав локти к бокам.

– Ты хорошо готовишь, – говорит Анна. – Соус божественный. Что это за марка?

– Он не магазинный. Грейс сама выращивает травы, – говорит Дэн. – Сад – ее радость и гордость.

– Очень разумно. Я живу на салатах. Какой смысл готовить на одного?

– Зато выглядишь потрясающе. Я постоянно твержу, что мне надо сбросить десять фунтов. А Дэна всегда берет тоска, когда он это слышит, правда, Дэн?

– Я уверена, что ему нравятся фигуристые женщины, а не такие щепки, как я. Что скажете, Дэн?

– Скажу, что собираюсь принести сыр. – Поджав губы, он поднимается с места. К еде он едва притронулся.

– Очень тактично, – говорит Анна.

– Он научился с годами. Когда мы познакомились, он не был таким чувствительным, поверь мне.

Дэн возвращается с тарелкой пармезана.

– Вы давно знаете друг друга? – Выражение лица у Анны насмешливое.

Я наматываю на вилку спагетти.

– Целую вечность. Мы познакомились в школе. Наша первая встреча прошла негладко, да, Дэн?

– Почему?

Дэн издает стон.

– Эту историю вам совсем не надо слушать.

– Конечно, она должна ее услышать. В ней ведь участвует и Чарли. – Я выкладываю подробности нашей первой встречи. Анна с широко раскрытыми глазами слушает, как ее сводная сестра за меня отомстила.

– Дэнни-кетчуп, – повторяет она. – Смешно.

Дэн пожимает плечами:

– Мне было всего десять лет. Я быстро усвоил урок. Не связывайся с девчонками.

– Да уж, не стоит. – Анна внимательно смотрит на Дэна поверх бокала.

– Смотри. – Передаю Анне фото, где засняты я, Чарли, Дэн, Эсме и Шиван. Бен сфотографировал нас у школы. – Мы пошли в парк и решили, что хорошо бы сжечь наши школьные галстуки. У нас была пачка старых газет и несколько спичек. Дэн разжег костер и, чтобы увеличить пламя, вылил в него немного виски, которое украл из сарая своего отца. Лето было сухим и жарким, поэтому огонь быстро распространился. Пламя было огромным. В конце концов пришлось вызывать пожарную команду.

– Вам здорово влетело?

– Ужасно. Ко всем нам домой приходили полицейские, чтобы сообщить родственникам. Мне было так страшно, я никогда прежде не попадала в истории. Полицейский был очень суров. Хорошо еще, что нас не обвинили в поджоге. Меня бы с уголовным прошлым не взяли на работу в детский сад.

– А вы сожгли свои галстуки?

– Нет. Упустили момент. Наши с Дэном галстуки до сих пор хранятся в платяном шкафу.

Анна хватает серебряный подсвечник и начинает размахивать им. Пламя трещит, и воск капает на скатерть.

– Доставайте их. Доведем до конца то, что вы начали.

– Давайте дадим дымовому сигнализатору отдохнуть. Он уже наработался, когда я сегодня забыла в духовке чесночный хлеб. А как насчет тебя? В тебе есть темная сторона?

– Если бы была, я бы подстроила какую-нибудь пакость своему боссу.

– Анна называет его осьминогом, – говорю я Дэну.

– Надоело, что он все время старается сунуть руку мне под юбку или пялится в вырез блузки. – Анна выглядит совершенно удрученной.

Я ужасно переживаю за нее.

– Не знаю, как ты справляешься.

– Приходится, пока не подвернется что-то другое. – Глаза у Анны наполняются слезами. – Ты говоришь, я худая, но это потому, что я часто слишком напряжена, чтобы есть. Ложусь спать вечером и не могу уснуть, прокручиваю в голове минувший день, двусмысленные намеки, какие он сделал, его прикосновения. Большую часть времени я беспокоюсь о том, что еще меня ждет, как далеко он пойдет. У меня мышцы всегда так напряжены, что постоянно болит шея.

Я передаю ей коробку носовых платков.

Анна сморкается.

– Как неудобно. Обычно я так не распускаюсь.

– Неужели ты не можешь найти какую-нибудь другую работу?

– Я стараюсь, но это трудно. Работаю допоздна, и он не оставляет мне времени для собеседований. Стоимость аренды моей комнаты грабительская. Если бы мне удалось продержаться пару недель без дохода, я могла бы найти что-нибудь другое. Очень трудно, когда у тебя нет семьи, на которую можно опереться.

Я сжимаю ей руку:

– Теперь у тебя есть мы. Ты сестра Чарли и должна попросить о помощи, если она тебе нужна, правда, Дэн?

Дэн что-то ворчит, убирает со стола пустую бутылку и выходит из комнаты. Слезы всегда его раздражают.

– Можно мне пожить у вас? Я правда больше не могу видеть этого ужасного человека. Это всего на пару недель, пока я подыщу себе что-нибудь другое. Отсюда ближе до Оксфорда, чем от того места, где я живу. Будет легче ездить на собеседования. Я хочу быть ближе к тебе. Побольше узнать о Чарли. С вами я уже начинаю себя чувствовать, как в семье.

Дэн на кухне гремит тарелками.

– Конечно, – говорю я. – Будет весело. Я рада помочь. – Но это не единственная причина, почему я хочу, чтобы она к нам переехала. Ощущение, что за мной следят, усиливается. Однако я даже самой себе не могу признаться в том, что мне страшно одной. Если Дэн будет отсутствовать, то с Анной я буду не одна. И не буду чувствовать страха. Буду в безопасности, не так ли?

Из-за жаркого пламени мы отошли от костра подальше и издали наблюдали, как он трещит и плюется. Чарли не любила подходить к костру слишком близко. Она всегда говорила, что испытывает страх после того, как оказалась в огненной ловушке, хотя, по словам Лекси, она уже практически поборола этот страх. Когда Чарли смотрела на языки пламени, я видела в ее глазах ужас: этот ужас должен был откуда-то взяться. Чучело Гая Фокса обмякло посреди горящих бревен, свесив голову набок, словно сокрушенное чувством вины, смирившееся со своей судьбой. Языки пламени лизали ему ступни, и когда загорелись брюки, толпа разразилась одобрительными возгласами.