– Я хочу, чтобы ты осталась.

– Правда? – Пенни почувствовала внезапный прилив ярости. Она уже пережила достаточно, чтобы уметь смотреть правде в глаза. Извинения, сожаления не могли скрыть горечь. – Мэтт, я приехала сюда без приглашения. Мне тут было хорошо, и ты мне по-царски заплатил. Это была чудесная работа, нам обоим понравилось. Но нам с Самсоном пора двигаться дальше.

– Пенни, ты мне нужна.

– Почему?

– Потому что я думаю, что влюблен в тебя.

– Нет, – резко ответила Пенни. – Любовь для меня ничего не значит. Сколько мы друг друга знаем? Это же сумасшествие – говорить о любви. Нам нужно принять правду: последние несколько недель были чудесны, но я тебе больше не нужна. Когда Лили пойдет в школу и вы с ней успеете побыть вдвоем, я, может, и приеду, но не буду обещать. Не усложняй свою жизнь еще больше. Мы с Самсоном утром уедем.

– Что ты будешь делать?

Смирился, поняла Пенни, осознал, что выбора нет. Что ж, он любит свою дочь, и он честный человек.

– Я поеду в Сидней, – сказала она. – Соберусь с силами и начну заниматься своей карьерой вместо того, чтобы бежать в глушь. Помогу матери со свадьбой.

– Пенни, не надо!

– Я должна, – сказала она. – Потому что я люблю маму. А ты любишь Лили. И не нужно заставлять себя отрицать это. Ты же знаешь, что твоя первостепенная задача сейчас – это Лили.

– Да, – проворчал Мэтт. – Но мне это не нравится.

Пенни, улыбаясь, покачала головой:

– Это твоя дочь. Что тебе не нравится? Любовь между нами? Не знаю. Во всяком случае, мы не можем пока это контролировать. Зато мы можем отступить, потому что знаем, что ничего не выйдет. Но любовь к родным – это неоспоримо.

Тут Пенни не удержалась и, встав на цыпочки, поцеловала Мэтта, но быстро отстранилась.

– Ты чудесный парень, Мэтт Фрейзер, – сказала она. – Мы чудесно провели время вместе. Ты меня спас, но сейчас мне пора двигаться дальше.

Мэтт долго сидел на веранде.

Было поздно – даже собаки ушли спать, и он был один. Один – как и обещал Лили. Похоже, одиночество его больше не устраивает. Он обидел Пенни. Можно ли ее вернуть? Может быть… Но пока нужно думать о дочери. У него единственный шанс, и его нельзя упустить.

Итак, куда направиться? У Мэйли ее не ждут, а если и ждут, то это слишком близко к Джиндали – слишком близко к Мэтту. Пенни поехала в Сидней, потому что мольбы матери не давали ей покоя, и потом, странно, но она вдруг поняла, что сможет присутствовать на свадьбе. Откуда взялась эта уверенность? Она словно переродилась – стала другой. И по пути домой она не проронила ни слезинки, а вместо этого опустила откидную крышу машины, включила музыку – самых известных певиц, которых знала, – и принялась подпевать. Приехала в Сидней без голоса, но разве это имело значение? Откуда ни возьмись в ней появилась решимость. Однажды из-за любви к матери она отставила в сторону карьеру. Потом потеряла голову, встретив Бретта, – и что вышло? Нет, отныне она не станет рисковать собой. Потому что любовь приносит боль.

– Я никому не нужна и потому не хочу быть нужной другим, – сказала она Самсону. – Кому нужна любовь? Хотя было интересно попробовать.

Мать была вне себя от радости. Но Пенни приезжала домой лишь на ночь. У нее были свои дела. Странно – она и впрямь изменилась. Раньше, например, она безмолвно внимала упрекам отца и слушала его брань. Но теперь…

– Я хочу открыть компанию по обеспечению людей едой, – сказала она. – Планирую готовить настоящие домашние блюда. Если, скажем, молодая мать оправляется после родов, я обеспечу ей полноценное питание. Если в семье больной, я помогу им с готовкой. Начну с малого, но в конце концов, думаю, у меня будет свой персонал и транспорт для доставки еды. Буду готовить и сама. Кому понадобится настоящая домашняя еда – я тут как тут.

– Не потерплю, что моя дочь станет прислуживать, – привычно завелся отец, но Пенни оборвала его:

– Я не буду прислуживать – это, скорее, раньше я, пытаясь тебе угодить, была похожа на прислужницу. Теперь я делаю то, что хочу, и не смей пытаться повлиять на маму. Я не останусь в Сиднее, перееду в Аделаиду или Мельбурн – где смогу найти здание. На это потребуется время, но я справлюсь. Мама, я не позволю отцу меня шантажировать через тебя, так что знай.

Они были крайне удивлены, отец особенно, ведь он не привык, чтобы ему кто-либо перечил, и уж тем более если речь шла о его семье. Однако Пенни не обращала внимания. Она решила остаться на пару недель, помочь со свадьбой, собраться с мыслями и уехать.

«Сделай это и забудь, – сказала она себе. – Я все могу, я женщина».

Итак, две недели спустя после отъезда из Джиндали, за пять дней до свадьбы сестры, Пенни собиралась на предсвадебный ужин. Правда, готовила на сей раз не она – родители наняли модного повара. Наверное, будет что-нибудь из японской кухни – непременно зелень, может быть, водоросли. Представив, как отреагировали бы на это ребята из команды Мэтта, Пенни невольно улыбнулась. Она спускалась по массивной лестнице в столовую, когда зазвенел звонок. Кто бы это мог быть? Будущие молодожены уже пришли десятью минутами раньше, и можно было услышать, как отец с Бреттом разглагольствуют о чем-то в столовой. Дворецкий распахнул дверь. На залитом светом крыльце стоял Мэтт.

Пенни стояла на лестнице. Такой Мэтт еще никогда ее не видел: в небесно-голубом коктейльном платье, подчеркивающем изгибы фигуры, с глубоким вырезом, открывающим грудь, крохотными рукавчиками, поясом и юбкой, мягкими складками ниспадающей чуть ниже колен. На девушке были серебристые туфли на высоком каблуке и серебряные затейливые сережки, волосы ее были уложены в свободный узел с выбивающимися из него локонами. Это была совсем не та Пенни, что знал Мэтт. Сейчас перед ним стояла другая девушка, и она принадлежала этому миру.

Он смутился и почувствовал себя здесь лишним. Но… раз уж он все же приехал – а это стоило ему немалых усилий… Например, чего стоили одни ворота, за которыми начиналась подъездная аллея. Чтобы их открыли, Мэтту пришлось позвонить дворецкому, чей телефон он искал в Интернете, наплести ему какую-то небылицу и отдать немалую сумму денег. Итак, он здесь – но хочет ли его видеть Пенни? Точнее, эта прекрасная незнакомка с глазами Пенни.

Эти последние две недели Мэтт отчаянно боролся сам с собой и проиграл. Он приехал в Сидней – а это было так близко от Пенни, – и он помнил ее рассказы о предстоящем ужине. Он не мог оставить ее одну. Так он утешал сам себя, но правда была другой: проведя две недели в одиночестве, Мэтт не мог это вынести.

Сейчас все равно поздно поворачивать назад. Пенни его уже увидела. Похоже, она была крайне изумлена.

– Мэтт, – пробормотала она растерянно.

– Привет. – Он улыбнулся, но дворецкий преградил ему путь.

Прекрасно – его не пускают дальше порога.