— Не совсем.

Он пошмыгал носом.

— Я тут кое-что о тебе разузнал. Точнее, о твоей башке ебнутой. — Гон постучал пальцем себе по голове, звук пошел как от спелого арбуза. — Да по-любому, по-любому у тебя с ней не все в порядке. Выходит, зря я тогда тебя так уделать старался.

— Твой отец сказал, чтоб я ему сразу звонил, если ты ко мне приблизишься.

— Это незачем. — Глаза у Гона моментально вспыхнули огнем.

— Я должен. Я обещал.

Но не успел я приложить трубку к уху, как Гон тут же сбросил телефон на пол.

— Сука, ты чё, не понял? Говорю тебе, нечего звонить, не трону я тебя!

Гон принялся нарезать круги по лавке, попутно зачем-то беспорядочно перебирая книги. Отойдя подальше от меня, он крикнул:

— Тебе было больно, когда я тебя бил?

— Было.

— Так ты ж робот — жестяной болван. Или не совсем?

— Э-э-э-э…

Я открыл было рот и тут же закрыл: объяснять кому-то свои ощущения было сложно. И в особенности — без мамы, которая всегда мне помогала подбирать конкретные определения.

— Ну, например, я чувствую холод или, наоборот, когда горячо. Голод и боль тоже ощущаю. Иначе бы я просто жить не смог.

— И это все?

— Ну щекотку еще.

— И чё, от щекотки смеешься?

— Ну да, наверное. Давно уже не щекотали, так что наверняка знать не могу.

Гон издал звук, как будто шарик сдулся. Я даже не успел заметить, как он снова оказался возле меня.

— Ничё, если вопрос один задам?

Я пожал плечами. Гон отвел глаза.

— Говорят, бабку твою убили. Это правда?

— Угу.

— А мать просто в овощ превратилась?

— Ну можно и так сказать, да.

— И это все у тебя на глазах произошло? Какой-то псих их зарезал?

— Верно.

— И ты так просто на это смотрел?

— По сути, да.

Голова Гона дернулась, он резко поднял на меня взгляд:

— Блядь, да ты реально ебанутый! У тебя на глазах бабка и мать умирают, а ты просто стоишь и смотришь? Да того пидора с ножом надо было прямо на том же месте разорвать!

— Все равно бы не успел. Он там прямо сразу сам умер.

— Знаю. Но даже если бы он был жив, ты бы все равно ничего не сделал, не защитил бы их. Потому что ты тварь трусливая.

— Не знаю, может, и так.

От моего ответа Гон лишь ошеломленно затряс головой:

— Ты что, совсем не разозлился от того, что я сейчас сказал? По лицу не понять, выражение вообще не изменилось. Ты что, о них совсем не вспоминаешь? О матери с бабкой?

— Вспоминаю. Много. Часто.

— Да как ты вообще после этого по ночам спишь? И в школу как ни в чем не бывало ходишь? Блядь, да это ж твои родные кровью истекали!

— Не знаю, я просто живу, и все. У других, возможно, просто больше времени бы на это ушло, ну чтоб к обычной жизни вернуться: есть, спать и все такое. Человек же так устроен, что все равно будет и дальше жить.

— Посмотри, какой крутой выискался! Я б по ночам заснуть не мог, всего бы трясло от обиды и злости. Да я когда про это услышал, реально пару дней совсем не спал! Да я на твоем месте этого урода своими бы руками!

— Извини. За то, что из-за меня спать не можешь.

— Извини? Когда твою бабку убивали, ты слезинки не обронил, а сейчас передо мной, значит, про извинения вспомнил? Ссыкло ты бездушное!

— Возможно, у тебя есть резон так считать. Но меня специально учили, в каких ситуациях извиняться уместно.

Гон поцокал языком:

— Я с тебя просто хуею, дебил ты конченый.

— Про меня все так думают, только вслух не говорят. Это мама мне об этом сказала.

В ответ Гон ограничился лишь коротким: «Придурок…», после чего воцарилась тишина. Воспользовавшись паузой и заново прокрутив в голове наш разговор с Гоном, я решил заговорить сам:

— Кстати, у тебя словарный запас не очень богатый.

— Чё?

— Ты в основном употребляешь ненормативную лексику, но даже она у тебя очень ограниченна. Я думаю, тебе стоило бы больше читать. Тогда смог бы на разные темы с людьми общаться.

— С понтом роботы у нас уже советы раздают? — ухмыльнулся Гон. — Ладно, пока это гляну. Скучно станет — снова к тебе зайду.

Он пошел на выход, помахивая журналом, — грудь девицы на мотоцикле тоже заколыхалась в такт шагам. Уже в дверях Гон обернулся:

— И это… Тому козлу, что себя моим отцом называет, не звони, не надо. И так уже скоро дома буду.

— Хорошо. Надеюсь, что не врешь. Потому что, даже если соврешь, я же все равно все буквально понимаю.

— Блядь, тоже мне, учитель выискался. Как я сказал, так и понимай буквально.

«Бам!» — Гон сильно хлопнул дверью, и от этого в лавке повеяло свежим ветром. А с ним — и легким ароматом лета.

39

Из пиццерии в школу об инциденте сообщать не стали: профессор Юн, судя по всему, выплатил им солидную компенсацию. Так что все ограничилось лишь слухами, бродившим по школе. Правда, некоторое время все ожидали, что что-то должно произойти, и в классе поначалу словно веяло каким-то холодом. Но потом прошло несколько дней, и всем стало понятно, что уже ничего интересного не будет.

По школе Гон теперь все время ходил опустив голову и не поднимая взгляд. Те два хмыря уже больше не маячили за его спиной — они теперь тусовались с другой компанией. В столовой Гон теперь усаживался в самый дальний угол, там ел в полном одиночестве и вместо того, чтобы пялиться в упор на одноклассников, просто спал, положив голову на руки. Очень быстро из категории «хулиганы» он перешел в категорию «ни о чем». А как только Гон перестал быть главной темой разговоров, интерес ко мне тоже поугас. Потому что внимание окружающих быстро переключилось на более странных или увлекательных персонажей: теперь каждый день только и было разговоров что о девчонке, которая прошла отборочный этап и попала в финальную часть конкурса талантов на одном из центральных телеканалов.

По школьной классификации мы с Гоном официально считались врагами, что, в общем, было неудивительно в свете недавних событий. Поэтому по негласному соглашению мы с ним в школе делали вид, что не знакомы: не разговаривали и даже не смотрели друг на друга. Так мы стали для остальных просто неотъемлемой частью школьного интерьера, таким же, как мел с тряпкой, лежащие у