Никто не пришел.

Он поднялся и навис над телом отца. Тот сполз на пол, – лишь голова упиралась затылком в стену. Бадди всегда был сухопарым, даже тощим человеком, однако в таком положении выглядел необычно толстым – двойной подбородок свесился на грудь, челюсть безвольно отвалилась. Фрэнсис обнаружил, что может полностью обхватить голову отца изогнутым крюком, в который превратилась его рука. Смертельное оружие! В сторону месива, оставшегося от Эллы, он смотреть не осмеливался.

Его желудок расстроился, и вновь, как утром, внизу появилось страшное давление. Хотелось с кем-нибудь объясниться, сказать: он сожалеет, что все вышло так ужасно, он хочет отмотать время назад… однако говорить было не с кем. Да никто и не понял бы звуков, издаваемых огромной саранчой.

Фрэнсис едва не заплакал, но вместо рыдания из него вырвалось вонючее облако, за которым последовало несколько спазматических толчков, выбросивших наружу пенящуюся едкую струю. Кислота хлынула на грудь отца, пропитала футболку и с шипением въелась в тело. Фрэнсис несколько раз повернул голову Бадди, надеясь различить в его лице знакомые черты, однако успеха не добился: перед ним лежал чужак, незнакомец.

Его внимание привлек запах жареного бекона. Он перевел взгляд вниз. Распоротый живот отца ввалился, и внутри плескалась водянистая розовая жидкость. Обнажились блестящие окровавленные ребра с налипшими на них волокнистыми кусочками растворяющейся под действием кислоты ткани. Желудок гигантского насекомого содрогнулся в отчаянном приступе голода. Фрэнсис склонился ниже, изучая пузырящуюся массу усиками-антеннами. Чего я жду, подумал он, и несколькими мощными глотками втянул в себя превратившиеся в жидкую массу внутренности отца. Его жвалы влажно защелкали. Сейчас доем и выберусь наружу. Опьянев от плотной трапезы, он с тяжелым животом проковылял под стол и затаился отдыхая.

Сквозь металлическую сетку двери просматривался небольшой кусочек шоссе. Находясь в сытой дреме, Фрэнсис наблюдал за редкими проезжающими мимо грузовиками, удаляющимися в пустыню. Машины взбирались на пологий холм, на миг освещая заднюю стену их жилища, и беспечно исчезали вдали. Лучи фар, легко рассекающие тьму, напомнили об ощущении полета и о длинном прыжке, позволившем ему подняться в небо.

Воспоминания о посвистывании теплых воздушных потоков заставили его выбраться за глотком свежего воздуха. Фрэнсис с треском прошел через сетчатую дверь. Для подъема в небо рановато – живот еще полон. Он вышел в центр гравиевой парковки и, запрокинув голову, вгляделся в ночь. Далеко вверху пенной сияющей рекой тек Млечный Путь; в голове отдавалось пение сверчков в зарослях травы – жалобный гул наподобие странных звуков терменвокса, вздымающийся и опадающий во тьме. Это был зов, и Фрэнсис слышал его с самого детства.

Он бесстрашно вышел на середину шоссе, дожидаясь очередного грузовика. Сейчас тот скользнет фарами по странной фигуре, отчаянно заскрипят тормоза, и в ночи раздастся хриплый испуганный вопль.

Дорога была пуста.

Отяжелевший Фрэнсис медленно полз вперед, не задумываясь ни о будущем, ни о том, куда направляется. Ему было все равно. Слегка саднило плечо. Броню дробинки не пробили – куда им. Осталось лишь несколько небольших кровоподтеков.

Как-то они с отцом выбрались на свалку, прихватив с собой ружье, и по очереди палили по консервным банкам, крысам и чайкам. «Представь, что нас атакуют поганые фрицы», – сказал папа. Фрэнсис слабо представлял себе, как выглядят немецкие солдаты, поэтому воображал, что стреляет в одноклассников. Восстановив в памяти тот день, он ощутил легкую тоску по отцу. Все же порой они неплохо проводили время, да и ужин из Бадди получился приличный. Чего еще можно желать от отца?

Задумавшись, незаметно добрел до школы. Небо на востоке уже розовело. Четкого плана у Фрэнсиса не было; наверное, его привели сюда фантазии о стрельбе по однокашникам. Он изучил кирпичное здание с рядами узких окон. Отвратительный улей… Даже осы строят жилища лучше, выбирая верхние ветви деревьев, где весной их гнезда скрывает пышная пахучая листва. В кроне дерева у ос нет врагов, кроме порывов холодного ветра.

На школьную парковку свернула машина, и Фрэнсис скрылся в тени, быстро перебравшись за угол – подальше от любопытных взглядов. Хлопнула дверца автомобиля, и он попятился задом. Присмотревшись, заметил ряд окон в школьный подвал. Первая же рама подалась, повернувшись на древних петлях.

Свалившись вниз, он забился в угол помещения и замер в полной тишине. Со стороны входа его прикрывали ледяные водопроводные трубы; из окон под потолком вниз падал солнечный свет, сперва робкий, сероватый, потом – лимонно-желтый. Наконец солнце озарило подвальный мир, где в беспорядке лежали газонокосилка, куча складных металлических стульев и груда банок с краской. Фрэнсис долго не смыкал глаз, ни о чем не думая, но постоянно пребывая настороже, как и в первый день, когда нашел убежище под старым трейлером. Золотистые лучи уже вовсю били в подвал, когда над потолком начали отпираться первые шкафчики, затопали ноги и раздались громкие возбужденные голоса.

Он зашагал по ступеням. Шел на звук, но шум почему-то удалялся, словно его окутал плотный кокон. Вспомнил о Бомбе и о красном шаре, поднявшемся с песков в два часа ночи, об урагане, сотрясавшем заправку; из дымного облака тогда посыпалась саранча. Он взбирался вверх, и в нем просыпались разнообразные чувства. Появилось внезапное волнующее ощущение цели. Выход был заперт, и он ударил в дверь одним из своих серпов. В подвале родилось эхо; деревянное полотно дрогнуло. Он ждал.

И дверь открылась. На пороге стоял Эрик Хикман. За его спиной бегали дети, вытаскивая вещи из шкафчиков и перекрикиваясь, и все же действо напоминало немой фильм. Несколько ребят, заметив Фрэнсиса, словно окаменели в неестественных позах. Первой завизжала девочка с пшеничными волосами, державшая в охапке несколько учебников. Книги одна за другой бесшумно попадали на пол.

Эрик уставился на него сквозь заляпанные стекла своих дурацких очков, дернулся в шоке и отступил на шаг. Присмотревшись, недоверчиво ухмыльнулся.

– Потрясающе, – пробормотал он, и Фрэнсис его услышал.

Он прыгнул вперед, распоров шею Эрика своими жвалами, которыми орудовал теперь словно огромными садовыми ножницами. Фрэнсис любил Эрика, потому и выбрал его первой жертвой. Приятель упал, конвульсивно задергав ногами в предсмертной пляске, и фонтан крови ударил в девочку с пшеничными волосами. Та застыла на месте, не переставая визжать. Затем звуки обрушились на Фрэнсиса настоящим водопадом: захлопали дверцы, застучали ноги убегающих школьников, раздались несвязные молитвы. Он пополз вперед, подталкивая свое тело пружинистыми задними ногами. Без малейших усилий сдвигал людей со своего пути или швырял их на каменный пол. Хьюи Честера он поймал в конце коридора. Тот пытался добежать до выхода, но получил удар клешней в поясницу. Острие вышло у Хьюи из живота, и Фрэнсис поднял его вверх. Одноклассник соскользнул по копью Фрэнсиса до самого его плеча, кашляя и задыхаясь. Ноги мальчишки забавно бились в воздухе.

Фрэнсис вернулся туда, откуда вышел, размахивая в разные стороны своими серпами и щелкая жвалами. Впрочем, девочку с пшеничными волосами он пока пощадил – та упала на колени и читала молитву, прикрыв лицо руками.