— Да. Я была пыльной паутиной на софите у нас в театре.

— Это место вам знакомо?

Девушка демонстративно закатывает глаза, ее голос просто сочится ядом и желчью:

— Естественно, я знаю эту сцену вдоль и поперек. Моя драгоценная мамаша ведущая актриса этого театра. Была. Ее основную роль отдали мнеее!!!

Она делает несколько танцующих движений прямо в кресле, ликующе смотрит на меня. Неужели ждет поздравлений? Бедная детка, так конкурировать с той, которая должна бы заботиться и оберегать.

— Ваш успех вредит вашей маме?

Цинично:

— Это театр. Или ты, или тебя.

Точно, жесткая конкуренция. Что ж, у любого негативного отношения есть и обратная сторона. Подождем, когда обнажится ее зависимость от мамы. Не хочу углубляться сейчас — клиентка пока не готова. Вот когда паука обсуждать будем и она вспомнит ощущение брошенности… Пока что меняю тему, продолжая анализировать образ.

— Что может символизировать пыль на паутине?

— Что я грязная?

Вспоминаю ее монолог "кругом одни жирные потные рожи". Ой, чую, не лады у нее с мужчинами.

— Когда вы ощущали себя грязной?

— Всегда после секса. У меня очень много мужчин — я могу себе позволить только лучших любовников. Но каждый раз после мне необходимо немедленно помыться. Это уже вошло в привычку.

Она говорит об этом очень спокойно. Вряд ли было насилие… Но почему так мало чувств в ее голосе?

— А что вы чувствуете во время секса?

— Ничего.

— Совсем ничего? Удовольствие? Легкая приязнь? Отвращение?

— Совсем ничего. Мое настоящее тело красиво и сексуально, я забочусь об этом. Но отношусь к интиму, как к зарядке.

Ее глаза зажигаются:

— Знаете, если часто быть сверху, это очень полезно для линии бедер и ягодиц. Только нужно правильно дышать, я могу вам показать, как.

Она забирается в кресло с ногами, делает несколько характерных скачков вверх-вниз, комментируя, как должна находится линия плеч по отношению к пояснице, чтобы упражнение было максимально эффективным.

Я же мысленно перебираю все имеющиеся у меня факты. Она выбрала ту же профессию, что и ее мать, устроилась в тот же театр, радуется ее неудачам. Следит за своим телом, но не испытывает удовольствия от него. Имеет много любовников, что предполагает душевное одиночество, неспособность выстраивать глубокие отношения. Ощущает мир, как череду масок и отражений — врет сама себе? Клиентка в это время вдохновенно меняет позиции, посвящая меня в тонкости эротического фитнеса. А ведь она сейчас просто сияет и лучится жизненной силой и энергией. Вот этот факт точно нужно озвучить.

— Сейчас вы выглядите полной сил и энергии…

Улыбается светло и радостно.

— Да, о том, как быть красивой, я знаю все.

— Мне показалось, что вам нравится передавать свои знания… Вы могли бы учить других девушек, как быть красивыми. Индивидуальный тренер… Что скажете?

Она теряется.

— Мне некогда… У меня репетиции каждый день, спектакли. Это нереально.

— Почему вы выбрали именно эту профессию?

Ее взгляд останавливается, лицо вновь становится невыразительным. Долго молчит. Потом вздыхает тяжело и тоскливо.

— Я была маленькой, а она известной и прекрасной. Вся ее жизнь проходила там, в знаменитом желтом здании Яркого квартала. Ее не бывало дома сутками. У меня были бесконечные няни. У нее любовники. Если я хотела, чтобы она говорила со мной, я должна была говорить о театре, о ее последней роли, о новом хореографе, о чем угодно из жизни там… У меня не было выбора, кроме как пропитаться запахом кулис, блеском восторженных глаз, гулким эхом пустых гримерок. Я не жалею сейчас. У меня есть все, что я хочу — признание, слава, деньги, мужчины. Я счастлива.

— Вы счастливы, — повторяю ее слова с той же безжизненной интонацией.

Что-то меняется в ее взгляде, краснота заливает щеки.

— Нет, — шепчет.

Жду… Надрывно выплевывая слова, будто исторгая из себя застоявшийся гной:

— Я ненавижу театр! НЕНАВИЖУ! ЕЕ ненавижу!

И плачет.

Даю ей время успокоиться, не помогаю сейчас. Это слезы осознания, мне не нужно ее утешать. Когда она вновь смотрит на меня, в ее серых глазах полная растерянность.

— Ася, что мне делать? Я не знаю, как мне дальше жить. У меня есть только то, что я ненавижу… и больше нет ничего. Я нищая.

— Теперь вы это знаете. Что вы будете делать с этим знанием?

— Утоплюсь? — с надеждой спрашивает она меня.

Мягко улыбаюсь.

— Десять минут назад у вас было ВСЕ, что вы хотели… пять минут назад у вас не оказалось НИЧЕГО, что было бы вам нужно… Из крайности в крайность… Давайте представим еще один образ? Возможно, там найдутся ответы на ваши вопросы.

Она охотно соглашается, устраивается на диване и закрывает глаза. Пока мой язык произносит знакомые формулировки релаксационных фраз, думаю, какой же образ ей задать. В прошлый раз я взяла ее собственные слова "паутинка, послушная всем ветрам". Это было оправданно, нужно было прояснить ее жизненную ситуацию. А сейчас? Моя задача — помочь ей увидеть, что ей не нужно отказываться от своей личности целиком… Можно сбросить старую кожу, но оставить себе то ценное, что есть сейчас. Так, кажется я поняла, какой образ ей предложить.

— Представьте себе, что вы усталый путник, идущий по дороге в тяжелом плаще… Рассмотрите свою обувь и дорогу перед глазами… почувствуйте температуру воздуха, запахи и звуки… Ощутите вес вашего плаща…

— Да. Он очень тяжелый, я сгибаюсь, ноги почти не держат меня. Сейчас упаду… Лежу на обочине, смотрю в небо. Оно синее, без единого облачка. Хорошо просто лежать и ничего не делать…

— Вы можете лежать столько, сколько хотите. А потом возьмите в руки ваш плащ и хорошенько встряхните его, чтобы вывалить на землю то, что оттягивает ваши карманы.

— Трясу. Падают носки, помятый цветок, печатная машинка, камни, деньги, портреты, какой-то хлам, ключи, моя косметичка, зеркало, еще что-то… Гора мусора мне уже по пояс.

— Сколько сейчас весит плащ?

— Меньше, намного.

— Продолжайте трясти.

— Из него сыпется песок… и падает могильная плита.

Клиентка надолго замолкает, пораженная тем, что показывает ей ее бессознательная фантазия. Я тоже молчу, сколько возможно. Но до конца встречи считанные минуты.

— Что происходит сейчас в вашем образе?

— Я сижу над этой грудой хлама, рядом с могильной плитой. На ней имя моего брата. Плащ стал совсем легкий, почти невесомый. Мне печально и легко одновременно.