именно. — Не знала, Лили? Так я тебе скажу. Круглов, — растягиваю улыбку по лицу, пусть и выглядит она не так, как хотелось бы, — добренький мальчик, который каждую облезлую кошку готов пожалеть. Начиная с его подружки-оборванки…

— Не говори так про Ангелику… — Изо рта Лилии вырывается шипение.

Она незаметно бросает взгляд на маму и сжимает ложку, а я продолжаю дергать за ниточки, которые еле нащупала.

— Так вы знакомы? — Театрально охаю и подаюсь слегка вперед к сестрице. — Правильно, сброд тянется к сброду. Не думай, что у него к тебе появились великие чувства. Максик у нас хороший, да, — не свожу с найденыша глаз и улыбаюсь, понимая, что она не знает о самом главном, — вот только любит он одну. — Снова откидываюсь на спинку стула и наслаждаюсь тем, как побледнела Лиля. — Свою погибшую сестру. Не знала, Лили? Ох. прости, не хотела тебя ошарашить. Все в порядке, сестренка? А то ты так побледнела?

Меня практически отпускает, но мама вновь окунает в помои прямо с головой своим словами.

— Пошла вон. — Она поднимается, опираясь руками о край стола.

— Что, прости? — Не верю своим ушам, потому что Марина Георгиевна никогда не прогоняла меня.

Никогда. Даже если я ступала за рамки дозволенного.

— Я сказала, вышла из комнаты. — Мама еще крепче сжимает пальцами край стола, и я хмыкаю, смотря, как костяшки белеют. — Ты переходишь все границы, Света. Иди к себе и думай, что говоришь и кому.

— Пф-ф-ф, да ради Бога! — Резко поднимаюсь, раз уж представилась такая возможность, при этом комкаю салфетку, которая лежала у меня на коленях, кидаю сестрице в лицо и иду к выходу с гордо поднятой головой. — Я итак уже сыта. По горло!

Для усиления эффекта громко хлопаю дверью и иду к себе. Внутри все бурлит от эмоций. Разных эмоций, с которыми я уже не справляюсь. Захожу к себе с таким же хлопком закрывая дверь, к которой прислоняюсь спиной и стекаю на пол. Зажмуриваюсь и утыкаюсь носом в колени, чтобы ни одна слезинка не вытекла из глаз.

Я так напряжена, что не понимаю, сколько времени проходит, пока сижу в этой позе. Не поднимаю голову, дожидаясь того момента, когда дыхание восстановится. На душе отвратно. От всего. Родителей, найденыша, себя…

Словно на зло телефон разрывает противная трель, и я смотрю на номер. Ира. Снова.

Не отстает от меня…

Скидываю вызов и сажусь за стол. Руки не поднимаются взять краски или карандаш. Обычно помогало, а сейчас хотелось разорвать каждый эскиз.

Вместо того, чтобы заняться учебой или чем-то еще, я просто падаю на кровать и лежу, прислушиваясь к своему организму. Желудок подвывает, но я упорно не двигаюсь. Не хочу вновь столкнуться с матерью, которая наконец вспомнила о своем родительском долге. Так пеклась о моем здоровье, а потом прогнала и оставила без завтрака.

Засыпаю на некоторое время. Погружение в кошмарный сон с участием сестрички прерывается звонком от Орлова. Я не могу понять, что он говорит, потому что еще не отошла ото сна, а когда все-таки суть сказанного им доходит до моего сознания, подскакиваю и тру глаза рукой.

Саша скидывает вызов, и мы ведем общение через мессенджер. Вижу результат его встречи с дикарем и закипаю от злости. Сразу срываюсь с места и иду к виновнице произошедшего вчера в том чертовом подпольном клубе.

— Когда ты уже стучать научишься? — Найденыш смотрит на меня зверем, но сейчас волнует не это, а состояние моего друга.

— Я же говорила, что твои друзья, — сжимаю телефон в руке, произнося каждое слово через сжатые зубы, — неотесанные болваны.

— Ты пришла, чтобы снова завести песню про нищих и богатых? — Лиля тяжело вздыхает, а я усмехаюсь ее дешевой актерской игре. — Я — пас. Выход сама знаешь, где находится.

Говорит и отворачивается от меня. Делает вид, что заинтересована книгой. Не тут-то было, милочка!

— Вот! — Кидаю айфон прямо на страницы какого-то учебника, а Лиля откидывается на спинку стула с таким вздохом, будто я мешаю ей творить вселенское зло. — Смотри, что они сделали.

— И что? Причем тут мои друзья? Ты сама видела, что мы уехали. — Выдает после нескольких секунд любования Орловым и складывает руки на груди.

Всей позой показывает, что ей все равно. Только я не верю Уж на кого, а на этих оборванцев она смотрит, словно на идолов.

— То, что это сделали они. Саша тоже был в «Драконе».

Я застучала ногой по полу, а найденыш лишь развела руки в стороны. Ни слова. Ни буквы.

— Надеюсь, помнишь, кто его отец.

Пытаюсь улыбнуться, пока сестричка качает головой, прикрыв глаза. Снова делает вид, что равнодушна. Вот только семейка Орловых действительно не так проста. Чего отец Сашки стоит…

— Ты меня запугивать пришла? Или желчи поднакопилось, так решила выплеснуть излишки? Если это все, то, будь любезна, освободи помещение. Дышать спокойно не даешь.

Лиля отворачивается, а я стою около нее, поражаясь тому, как она играет. Ведь стоит мне уйти, и наверняка найденыш начнет обрывать телефон дикарю. Почему-то именно так я подумала. Ему. Своему рьяному защитнику, который кинулся на Макса в амбаре.

Влетаю к себе в комнату и измеряю ее шагами. Пишу Саше, чтобы рассказал мне подробности, но он не отвечает. Нервничаю и кусаю губы. Даже голод уходит на второй план.

Ненавижу… Как же я ее ненавижу…

Нас разделяет лишь стена, но мне кажется, что сестрица стоит за спиной и улыбается.

Когда Орлов звонит мне по видеосвязи, отвечаю мгновенно. Его побитое лицо вызывает спазм в области живота, и я оседаю на пол около кровати.

— Теперь расскажи мне, пожалуйста, нормально, какого черта ты делал в «Драконе»?! И кто именно тебя так разукрасил?!

Глава 14. По стопам брата

Алексей

— Идиоты. — Прозвучало спокойно, словно Янкевич и не злился вовсе. — Ну разве не дебилы? — Он остановился напротив в одном шаге от моего колена, хотя до этого измерял кабинет шагами. — Мало того, что устроили драку в клубе, так еще и с кем? С сынком Орлова. — Олег усмехнулся, глядя мне в глаза, будто Вольного и холеного рядом не было.

Мы втроем сидели на диванчике в его кабинете. Максим смотрел тупо в пол, потирая побитую щеку, а Степа на руки, которые положил перед собой на колени. Только я в глаза Янкевичу, потому что не считал себя виноватым. Мою сестру обидели эти двое, и еще что-то могло произойти, если бы не Степа, поэтому зрительного контакта не прерывал. Пусть идиот.