Сергей вскочил как ошпаренный, зажал рот ладонью и опрометью бросился по коридору к лифтам.

Директор Сергея Рустам Шульман сидел в своем номере за столом, покрытым газетой. На газете были аккуратно разложены пачки денег — тысячные купюры к тысячным, сотенные к сотенным, полтинники к полтинникам. Небрежно скомканные десятки валялись в картонной коробке из-под шампанского, стоявшей на полу.

Шульман подсчитывал выручку от вчерашнего концерта. Отложив в сторону последнюю пачку, он подравнял ее вспотевшими от трудов праведных ладонями и удовлетворенно крякнул.

Да, Волгоград дает цену! Без малого один миллион двести тысяч родных деревянных тугриков как с куста. Или почти что сорок три тысячи зеленых.

Приятные вычисления были прерваны отчаянным стуком в дверь.

Шульман недовольно хмыкнул, прикрыл деньги попавшимся под руку полотенцем и пошел открывать.

На пороге стоял взъерошенный Сергей.

— Рустик! — закричал он в лицо отшатнувшемуся Шульману. — Нас предали, мы в жопе! У нас шпионка! Она сейчас по телефону о нас рассказывает!

Если еврейский дедушка наградил Рустама Шульмана коммерческими дарованиями, то татарская мама через свои гены передала ему решительность и жесткость.

— Говорил тебе, придурок, не вяжись с этой Лизой, или как там ее, — злобно прошипел Шульман, мгновенно оценив обстановку. — Чирик, Костян!

Из соседней комнаты директорских апартаментов тут же появились заспанные Костян с Чириком.

— За мной! Берем эту сучку, пока тепленькая, пока не заложила нас с концами! Чирик, останься — береги бабло, как собственную жопу!

Шульман зло сверкнул глазами на Сергея.

— И ты здесь сиди, кумир миллионов, блин! Нечего…

Он не договорил, плюнул и выскочил в коридор.

Через пару минут Шульман и Костян уже стояли перед дверью номера Лизы. Запыхавшийся Шульман перевел дух и кивнул Костяну:

— Давай!

Не задумываясь, Костян вломил по дверному замку толстой рифленой подошвой своего увесистого ботинка. Дверь с хрустом распахнулась, и сидящая на кровати Лиза от неожиданности выронила трубку.

— Попалась, сучка! Кому стучала, колись! Кранты тебе!

Плечистый Костян навис над Лизой, угрожающе ощерившись, Шульман осторожно прикрыл за собой покореженную дверь, подбежал к окну и задернул штору.

Лиза быстро отодвинула телефонную трубку подальше от себя. Там, на другом конце провода, был Роман, он должен все услышать…

— Это вы попались, недоумки! — закричала она что есть силы, отпихнув Костяна. — Не скалься, урод, не испугаешь, не на такую напал!

Костян оторопело попятился, Шульман отвернулся от окна и заинтересованно поднял бровь.

— Это вы попались! — не утихала Лиза. — Ну и что вы со мной теперь сделаете? Да вы за каждый мой волосок ответите! Вы что думаете — все вам вот так и сойдет с рук? Да ни за что! Крысы! Теперь будете отвечать перед Романом, да и не только перед ним!

Опомнившись, Костян схватил телефон с волочащейся трубкой, вырвал его из розетки и швырнул о стену. Шульман схватил его за локоть.

— Постой, постой…

И зашептал что-то Костяну на ухо. Костян выслушал его и кивнул.

Вразвалочку подойдя к Лизе, он наклонился к ней:

— Слышь, милашка…

Лиза машинально повернула голову.

Костян быстрым кошачьим движением щелкнул ее костяшкой большого пальца по виску.

Лиза закрыла глаза и повалилась на кровать.

— Не переборщил? — озабоченно спросил Шульман. — Нам тут жмуры не нужны…

— Не, все как в аптеке. Минут двадцать покемарит, потом будет как огурчик.

— Ты все понял?

— Чего тут не понять! — нахмурился Костян.

— Тогда так. Быстро тащи ее в одноместный номер и сиди там с ней, охраняй. А нам надо все это шапито сворачивать — тема закрыта. Причем придется отменить уже и сегодняшний вечерний концерт.

— Блин! — выругался Костян и замахнулся на бесчувственную Лизу. — У, сука!

— Брось, — скривился Шульман, — как веревочка ни вейся… Значит, сегодня сворачиваемся, а завтра делаем отсюда ноги. Все контакты порвать, мобильники выбросить. Концов не найдут, побухтят и забудут.

— А Меньшиков?

— Ну, до завтра у нас время точно есть, а потом, если что, эта его сучка будет для нас определенной гарантией. А как концы подчистим — пусть ее отвезут куда-нибудь подальше и выпустят.

— А может… — Костян не договорил и провел указательным пальцем себе по горлу.

— И не думай! — испугался Шульман. — Оно нам надо? Бабла мы настрогали, но всех денег не заработаешь, а тема — я уже сказал — себя исчерпала. Исчезнем — и все дела. Все живы-здоровы, да еще и при бабках. И никакой уголовщины. Потом еще что-нибудь придумаем, дураков везде довольно. Ну, давай за дело.

Костян кивнул, перекинул безвольную руку Лизы себе через плечо и поволок девушку из номера, придерживая за талию.

— Ну что, нет худа без добра, — задумчиво пробормотал Шульман, глядя ему вслед, — по крайней мере, местной братве можно теперь уже не засылать, диез поставить…

Повеселев от этой приятной мысли, он огляделся напоследок, сунул в карман флакон французских духов, оставленный Лизой на журнальном столике и вышел из номера, осторожно прикрыв за собой сломанную дверь.

Беда не приходит одна.

Когда Арбуз поймал себя на том, что эта отнюдь не новая мысль в очередной раз пришла ему в голову, он хмыкнул и откинулся на высокую спинку своего любимого темно-коричневого кожаного кресла на колесиках. Кресло откатилось назад. Арбуз чутьчуть приподнял ноги в остроносых ботинках с высокими каблуками, не препятствуя движению, а сам в это время подумал: «При чем здесь беда?»

Дело было вечером, делать было нечего. Потому что все дела, запланированные на этот, как всегда, хлопотливый день, были уже благополучно закончены к настоящему моменту, то есть к двадцати трем часам и энному количеству минут. Какому, кстати, количеству?

Арбуз отогнул манжет рубашки, взглянул на часы и залюбовался тусклым металлическим сиянием платинового корпуса. Да, «Патек Филипп» — это всетаки вещь, стоит своих семидесяти пяти тысяч евро. Ну и подставились европейцы с выбором названия для своей объединенной валюты! Не учли неиссякаемых глубин русского народного юмора. Понятно, что веселые соотечественники перво-наперво окрестили благородные бумажки евреями.

А уж насчет того, что Филипп потек — само собой…

Арбуз зевнул.

Блин! Он же точное время собирался узнать, а не оценивать перлы народного остроумия. Вот до чего доводит приятная расслабуха в конце напряженного рабочего дня!