– Ну, стреляй! – произнёс Оскар. – Одним бродягой больше на земле, одним меньше, какая разница.

– Не сомневайся, у меня пальцы так и чешутся, чтобы пристрелить тебя, – ответил Лиандер. – Да только я не хочу огорчать ленсмана. Ведь ему так хочется засадить тебя в тюрягу за грабёж в Сандё. Известно это тебе? И за то, что ты обокрал фру Хедберг.

– Подумать только, что на свете есть такие свиньи, как ты, – спокойно ответил Оскар. – А что, если я расскажу ленсману, что вы с Лифом за «фрукты»?

На глазах у Расмуса выступили слёзы. Он знал, что ленсман ни за что не поверит бродяге, ведь Оскар сам ему это говорил.

Лиандер грубо расхохотался:

– Ну, ну! Давай попробуй.

– А разве ты не говорил недавно, что боишься, мол, вдруг фру Хедберг очухается и расскажет кое-что. Например, то, что Анна-Стина наврала. Подумай, а что, если старушка всё-таки очнётся?

– Не очнётся, – сказал Лиандер сдавленным голосом. – После того что случилось здесь прошлой ночью, чует моё сердце, фру Хедберг никогда не очухается. Ни Анна-Стина, ни мы рисковать не станем.

Расмус сжал кулаки. Изо всех злодеев на свете Лиф и Лиандер хуже всех. Было ясно, что Лиандер, говоря о фру Хедберг, опять задумал худое.

– Пеняй на себя, олух, – продолжал Лиандер. – Зачем тебе было совать нос не в своё дело? Так тебе и надо, пусть ленсман посадит тебя. Между прочим, это не так уж страшно, в тюрьме не так уж плохо, скажу я тебе.

– Понятно, ты, поди, не раз там сидел, тебе лучше знать. А уж я постараюсь сделать всё, чтобы ты испробовал это ещё раз.

– Да ты ещё глупее, чем я думал, – сказал Лиандер. – Ты что, не понимаешь, ведь сам туда загремишь, как только попытаешься нас ущучить. Если в твоей башке есть хоть капля ума, ты отвалишь отсюда поскорее и никогда больше не сунешь нос в эти края.

– И дрожать при каждой встрече с полицейским! – с горечью воскликнул Оскар. – И как только земля держит таких скотов, как ты и Лиф. До чего же мне охота задать тебе прямо сейчас хорошую трёпку!

Стоя на коленях у окна, Расмус кивнул. Да уж, было бы здорово, если бы Оскар отлупил Лифа хорошенько. Ведь Оскар сильный, как бык, гораздо сильнее Лиандера. Но ведь у Лиандера этот ужасный револьвер, нацеленный на Оскара. Если бы только не этот револьвер…

На земле возле окна лежал обломок доски. Даже не сознавая хорошенько, что он делает, Расмус схватил его. Как во сне, не раздумывая, он быстро поднял доску и изо всех сил ударил Лиандера по правому локтю. Лиандер взвыл от боли и от злости, а револьвер, описав красивую дугу, упал на кухонный пол. С радостным воплем Оскар бросился на Лиандера, и они покатились по полу. Расмус со страхом смотрел на них. От волнения он грыз ногти. Он никогда не мог спокойно смотреть, как люди дерутся.

А тут они дрались так, что пыль стояла столбом. Лиандер был тоже сильный, и они со стонами катались по полу. Каждый из них старался схватить револьвер.

Револьвер!.. Расмус опомнился. Револьвер! Лиандер ни за что не должен схватить его.

Расмус бросился в кухню, ноги у него дрожали. Пол в кухне ходил ходуном. Они катались, как бешеные, размахивая руками, пиная друг друга ногами, просто некуда было ступить. Лиандер тянул руку к револьверу, подвигаясь к нему всё ближе и ближе.

Расмус поддал эту поганую чёрную штуковину с такой силой, что она отлетела в угол. Потом он взял её дрожащими руками. Эта штука была такая противная, что он держал её в руке с отвращением. Расмус продолжал смотреть и смотреть, как они катались по полу, стонали и колошматили друг друга.

Сжимая револьвер, Расмус помчался к мосткам на берегу. Его тошнило, но думать сейчас об этом было некогда. Он стоял, всхлипывая, и смотрел на качающиеся под ветром ветви берёз. Солнце только что поднялось над островками в море, гребни волн сверкали и переливались. Чайки проснулись. Они летали над старой деревней и кричали, как будто им тоже было страшно. Нет, им нечего было бояться. Страшно было лишь одному ему. Он так устал, что ему хотелось лечь и умереть. Но ещё ему хотелось избавиться от револьвера. С плачем он побежал по камням, ветер чуть не валил его с ног. Но всё же он добрался до пляжа уехавших в Миннесоту. Он посмотрел на револьвер с гримасой отвращения и швырнул его в сине-зелёную воду.

Едва он успел это сделать, как тут же пожалел. Ведь револьвер мог понадобиться Оскару для защиты. Но было уже поздно. Револьвер лежал на дне в рыбьем царстве, на десятиметровой глубине, и будет лежать там всегда.

Расмус потащился назад по прибрежным камням. А навстречу ему шёл Оскар. Волосы у него были взлохмачены, одежда растрёпана, рюкзак на спине, выражение лица ожесточённое и в то же время довольное. При виде Оскара Расмусу ещё сильнее захотелось плакать, но ком застрял у него в горле.

– Уходим отсюда, быстро!

– А где Лиандер?

– Лиандер прилёг вздремнуть у очага, а куда подевался Лиф?

– Я запер его в картофельном погребе, – устало ответил Расмус.

Оскар поглядел на него, широко улыбаясь:

– Да ты у меня герой! В самом деле, я вижу, ты не из трусливых.

– Ну да, я ужас как боялся, – сказал Расмус и заплакал. – Лиф скоро выберется оттуда, дверь погреба прогнила.

– А куда ты дел револьвер?

– Бросил его в море, – ответил Расмус и заплакал ещё сильнее.

Ведь теперь Оскар разозлится на него. Лиф выберется из погреба, и Оскару очень пригодился бы этот револьвер.

Но Оскар не разозлился. Он только кивнул и пошутил:

– «И так сойдёт, – сказал мужик, у которого горели волосы». Какие из нас с тобой стрелки! Однако надо поскорее убираться отсюда.

Расмус вздохнул. Идти куда-то он был не в силах, и он умоляюще посмотрел на Оскара:

– Сейчас я ничего не могу делать. Могу только спать.

И вот он снова в Вестерхаге. Сейчас придёт фрёкен Хёк и велит ему рвать крапиву. Ведь его разбудило кудахтанье кур, знакомое надоедливое кудахтанье этих глупых куриц, которых он терпеть не мог.

Расмус осторожно открыл глаза. Да, в самом деле рядом с ним вышагивали какие-то курицы. Но это были вовсе не белые леггорны, каких держали в Вестерхаге, а совсем незнакомые маленькие пёстрые. А он сам лежал на полу в комнате, которую раньше никогда не видел. Здесь был открытый очаг, а перед очагом сидел Оскар и пил кофе с маленькой седой старушкой в клетчатом переднике. Они наливали кофе в блюдечки, дули на него, пили и беседовали.