– Мы живем здесь почти тридцать лет, и никогда ничего подобного не было.

– Я не знаю, чего они надеются добиться. Новой информации нет и, возможно, не будет еще какое-то время, – говорю я. Сержант Барнс упоминал о том, что нужно просмотреть все списки людей, пропавших без вести с 1970 по 1990 год, чтобы попытаться идентифицировать тела. Это может занять месяцы.

– А еще на прошлой неделе ко мне приходила полиция с вопросами, – продолжает Бренда, как будто не слыша моих слов. – И я могу сказать тебе то же, что и им: мы живем здесь более тридцати лет, и если бы два человека были убиты и закопаны в соседнем саду, буквально рядом с нами… – Она складывает руки на груди. – Так вот, мы бы это увидели. От меня ничто не ускользнет.

Я не удивлена.

– Тридцать лет? Значит, вы приехали сюда в…

– Восемьдесят шестом году. Купили этот коттедж у милой пожилой пары. Они хотели переехать в бунгало к своему сыну.

– Вы не знали мою бабушку? Роуз Грей? Она тогда здесь не жила, но была владелицей дома. Я не знаю, приезжала ли она когда-нибудь или…

Но Бренда качает головой.

– Нет. Когда мы въехали сюда, в вашем доме жили Берил и Колин Дженкинс, и я не помню, чтобы была знакома с какой-то там Роуз Грей.

Снежок тянет за поводок, и я наклоняюсь, чтобы погладить его.

– А после них были мистер и миссис Тернер? – спрашиваю, вспоминая слова миссис Макналти, сказанные в магазине на углу.

Бренда смотрит на меня, и когда я уже думаю, что она откажется говорить, соседка наклоняется ко мне. Я понимаю, что, несмотря на свою угрюмость, она не прочь посплетничать. Плотнее запахивает свой кремовый кардиган. Видимо, ей холодно – она очень худая, почти костлявая.

– Тернеры – Вэлери и Стэн – переехали в коттедж примерно в восемьдесят восьмом или восемьдесят девятом году. У них был ужасно непутевый сын. Всегда попадал в неприятности.

– Вы помните имя их сына?

– Харрисон. Да, именно так, я помню это из-за Джорджа Харрисона[12]. Этот их сын был просто необузданным. Я жалела его родителей. Они были уже пожилые. У Стэна был очень сильный артрит.

– Вы рассказали об этом полиции?

– Конечно, рассказала. Я рассказала им все на прошлой неделе.

Надеюсь, они проверили этого необузданного сына Тернеров. Я сделала мысленную пометку спросить об этом сержанта Барнса.

– В любом случае, – говорю, стараясь придать своему голосу бодрости, – сейчас журналистов здесь нет. Возможно, у них выходной.

Но Бренда только хмыкает и убегает обратно в дом, не попрощавшись.

* * *

Позже я пересказываю свой разговор с Брендой Тому. Мы стоим бок о бок у раковины, перемывая посуду после ужина, пока мама не взялась за это сама. Она уже навела порядок в ящике со столовыми приборами. За ужином я рассказала мужу о нашем визите к бабушке.

Мама поднялась в свою комнату, чтобы заняться своими натертыми ногами. Я не знаю, почему она упорно носит обувь на каблуках. Серебристая шкурка лосося прилипла к форме для запекания, и я вымещаю свое разочарование, усердно оттирая ее. Мне отчаянно нужна посудомоечная машина, но бог знает, когда мы сможем снова начать строительные работы. Похоже, пройдет еще много времени, прежде чем у меня будет кухня моей мечты. Несмотря на то что сад больше не считается местом преступления и полиция разрешила нам продолжать ремонт, строители не смогут вернуться сюда в течение нескольких месяцев, потому что они уже взялись за другой заказ. Я не могу не задаваться вопросом, считается ли это оправданием.

– Тернер-младший может стать интересным объектом расследования для полиции, – говорит Том. – Может быть, родители помогли ему скрыть то, что он сделал.

Я замечаю пятнышко белой краски в его волосах. Он пришел домой с работы и сразу же переоделся в свою одежду для малярных работ, сказав: «Я как раз успею нанести еще один слой краски до ужина». Перила почти готовы, и Том хочет приступить к маленькой спальне. Но что-то останавливает меня… Каждый раз, когда вхожу туда, я чувствую себя странно. Прошло всего несколько дней с тех пор, как были обнаружены тела, и я понимаю: мне не по себе потому, что заднее окно выходит в сад, на огромную яму. Это просто напоминание о том, что произошло, вот и все. Я знаю, что переживу это. Когда все закончится.

– Бабушка сегодня упоминала о каких-то Джин и Викторе, – сообщаю я. – Мне кажется, она просто запуталась в воспоминаниях, но… – Я вздыхаю. – Я впервые задумалась, знает ли она что-то об этих трупах. Она как будто пытается что-то вспомнить. Но после разговора с Брендой… – Обрываю фразу, не договорив.

Когда мы уезжали, сержант Барнс сказал нам, что женщина, которая продала дом бабушке в 1977 году, давно умерла. У нее не было детей, но была сестра, с которой они общались. Он добавил, что полиция прослеживает прошлое двух семей, которые арендовали дом у бабушки в период между 1981 и 1990 годами, но ни словом не упомянул сына Тернеров. Он также сказал, что они будут искать Дафну Хартолл и вторую квартирантку. Похоже, полицейские прилагают все усилия, чтобы опознать тела, но Барнс сказал, что это будет долгий процесс – настолько далеко зашло разложение. Задача кажется почти непосильной.

– Должно быть, все это ужасно тяжело для твоей бабушки. И трудно понять, действительно ли то, что она говорит, имеет какое-то значение, или это просто дементный бред, – говорит Том, вытирая тарелку. Она чуть не выскальзывает у него из рук.

– Осторожно! Это одна из немногих, которые остались без сколов.

Он корчит гримасу. Шутки о его неуклюжести уже успели нам надоесть. В тот вечер, когда мы впервые встретились во время учебы в Борнмутском университете, Том проводил меня в общежитие после того, как я слишком много выпила. Я сразу поняла, что он добрый: заботился обо мне, приносил мне воду и готовил тосты. Помню, как посмотрела на него, когда он нес поднос через мою обшарпанную гостиную, и ощутила прилив нежности к нему, этому красивому, немного чудаковатому парню с копной светлых волос. Он пытался произвести на меня впечатление, но споткнулся о ковер, и тарелка и кружка полетели через всю комнату. Том застыл в ужасе, глядя мне в глаза. Потом мы оба расхохотались, и это сломало лед.

С тех пор Том успел поскользнуться на мокром крыльце, когда мы с агентом по