Матушка Роза прищурилась:

— Приведите их ко мне. Любого, кто знает, где Убежище. Любого, кто слышал о нем. Приведите их ко мне, и брат Алексий вырвет из них истину великого зла, во имя Танатоса, да будет благословенна его тьма.

Великан Алексий жестоко улыбнулся.

Матушка Роза широко раскинула руки.

— Мы должны захватить Убежище. Сейчас это наша самая главная задача. Священнейшая из миссий, которую когда-либо возлагал на нас бог. До тех пор, пока существует Убежище, всему, что мы делаем, и тому, что уже сделали, угрожает опасность.

Внезапно все жнецы как один обнажили свои мечи. Солнце ослепительно засияло на стали клинков.

— Брат Симон, я поручаю тебе выбрать начальников групп и через два часа привести их ко мне в Усыпальницу Падших. Остальные… вы знаете, что необходимо сделать.

Жнецы вскочили, клянясь своими жизнями, душами и вечным спасением. Лишь великан оставался безмолвным, бесстрастно взирая на происходящее, словно каменная статуя.

Матушка Роза наблюдала за жнецами холодными темными глазами.

— Нарушить верность мне — значит нарушить верность богу.

Жнецы умоляли ее поверить в искренность их обещаний, падая ниц, хватались за полоски ткани, обвязанные вокруг ее лодыжек, целуя алую ткань, прижимая ее к глазам и ко лбу. Несколько секунд матушка Роза благосклонно терпела это выражение почтения, а затем подняла руку, останавливая их. Рыдающие жнецы вскочили и замерли, пристально глядя на нее и ее поднятую руку. А затем матушка Роза небрежно взмахнула рукой, произнеся одно-единственное слово:

— Вперед.

И жнецов словно ветром сдуло. Вопя словно взбесившиеся демоны, они помчались прочь, одни пешком, другие, оседлав свои четырехколесные механизмы. И через мгновение их и след простыл.

Матушка Роза дождалась, когда рокот моторов затих вдали, а затем облегченно выдохнула, надув щеки. Великан отставил свою кувалду и улыбнулся.

— Боже, ты превзошла саму себя, Рози, — заметил он.

— Но ведь каждый раз это срабатывает, Алексий. — Матушка Роза пожала плечами. — К тому же с этой толпой нельзя расслабляться, а иначе они могут начать думать.

— Небеса этого не допустят, — откликнулся Алексий, и оба расхохотались.

Брат Алексий приблизился к матушке Розе.

— А ты уверена, что это Убежище действительно существует? Мы уже три раза прочесали эту часть Невады, но так ничего и не нашли.

— Существует, — твердо ответила она. — Я уверена.

— Эй, не пытайся запудрить мне мозги, милашка, — прорычал Алексий. — Ты ведь со мной сейчас говоришь, а не со своими восторженными почитателями.

Матушка Роза ласково погладила его по щеке.

— Я серьезно. Я знаю, что Убежище существует, и знаю, что оно где-то близко. Почему, думаешь, я повела нас именно сюда? Зачем основала здесь усыпальницу? Убежище близко.

— Откуда ты знаешь? Или это твое очередное божественное озарение?

— Не смейся надо мной, Алексий, — ответила матушка Роза с едва заметной ноткой кокетства в голосе. — И нет, это вовсе не озарение или что-то в этом духе. Это реальность. Я уже три года знаю о существовании Убежища.

— Хорошо, но… откуда?

Матушка Роза умолкла.

— Дочь мне рассказала.

— Что?

— Три года назад.

— Это невозможно. Маргарет сбежала четыре года назад и…

— И вернулась, — твердо ответила матушка Роза. — Однажды. Она пробралась в наш лагерь в Небраске, незадолго до того, как мы спалили Оберн. Она сказала, что после того, как оставила Церковь Тьмы, серьезно заболела. Это была холера. Она почти умирала, когда вдруг встретила монахов из ордена Детей Божьих, и они отвезли ее в одно место в Неваде, где и вылечили.

— Вылечили от холеры? А как они это сделали? Воспользовались машиной времени и отправились в прошлое, в то время, когда существовали аптеки? Да ладно тебе, Рози, всем известно, что со времен Падения, если человек заболевает холерой, он умирает. И точка.

Матушка Роза улыбнулась ему:

— И все же когда она пробралась в мою палатку, то была абсолютно здоровой. Маргарет считала это чудом. Она рассказала, что видела там особенных монахов, у которых было много разных приспособлений и лекарств.

— Особенные монахи? Это ученые? Врачи?

Матушка Роза кивнула:

— Она думала, что это изменило бы мой взгляд на мир, и я перестала бы думать, что надежды больше не осталось. Она думала, что если бы я узнала, что такие вещи возможны, то перестала бы пытаться убить всех вокруг.

— Вот черт.

— А самое забавное, — сказала матушка Роза, — что она была права. Только… все оказалось не совсем так, как она рассчитывала.

— Если Маргарет пробралась в твою палатку, почему ты позволила ей уйти? Ты могла бы позвать целую толпу жнецов, чтобы…

Матушка Роза покачала головой:

— Она по-прежнему моя дочь.

— И ты ее отпустила?

— Не совсем.

— Тогда что?..

— Когда я пригрозила, что позову святого Джона, моя дорогая доченька ударила меня по голове моей же бутылкой вина. Когда я очнулась, ее и след простыл.

— И ты никому об этом не рассказала?

— Рассказываю сейчас тебе.

Великан усмехнулся:

— Особенные монахи. Черт. Ты веришь в эту чушь?

— Верю. Последние три года я держала нос по ветру. Мне встречались люди, рассказывавшие похожие истории. Но, к несчастью, странствующие монахи делали прививки и давали лекарства всем этим людям не в самом Убежище. Никто из них не мог точно сказать мне, где оно находится. Однако мне удалось собрать воедино множество частей этого пазла, которые и привели нас сюда.

— Ты правда думаешь, что жнецы видели твою дочь?

Она кивнула:

— Я знаю, что они ее видели. Сестра Сесилия уже рассказала мне. Именно поэтому я и хочу встретиться с командирами групп. Я хочу, чтобы Маргарет поймали и привели ко мне. Живую и способную говорить. Она знает, где Убежище, и я собираюсь… вдохновить ее на то, чтобы она все рассказала свой дорогой, любящей мамочке.

— Какое глубочайшее коварство. — Он усмехнулся. — Ты ведь понимаешь, что святой Джон живьем сдерет с тебя шкуру, если только что-нибудь пронюхает?

— Поэтому я и надеюсь на тебя, мой дорогой Алексий. — Она похлопала его по могучей груди. — Думаю, сейчас самое подходящее время для Церкви Тьмы обрести своего первого мученика.

Великан злобно ухмыльнулся и поднял свой молот.

— Жду не дождусь, когда смогу сделать так, чтобы от этого психа и мокрого места не осталось.