– Согласитесь, сад у меня незаурядный, – говорил он, ведя нас аллеей среди кустов олеандра с белыми и розовыми цветами. – Когда я впервые прибыл на остров лет пятнадцать назад, здесь был пустырь. «Маль пэ» в переводе с португальского значит «плохая земля».

– Вам, должно быть, пришлось потрудиться, чтобы создать все это, – заметил Дэвисон.

– Это точно. Я снял верхний слой грунта и насыпал вместо него плодородную землю. Но знаете, в чем был секрет успеха?

Мы вопросительно посмотрели на него.

– В крови и костях. Да, в крови и костях. – Он наблюдал за нашей реакцией. Мы ничего не сказали, и Гренвилл добавил: – В этом, в принципе, нет ничего необычного. Однако в данном случае… – Стремясь заинтриговать нас, он не закончил фразу. – Да, повозился и с планировкой, и с возделыванием растений. У нас большое разнообразие прекрасных видов. – Он указал на листья кариссы и на расположенные в строго определенном порядке клумбы с другими растениями. – Вот артишок испанский, труба ангела, калла, лантана, рождественский цветок, белена, болиголов.

Последнее название напомнило мне о смерти Сократа, и я сразу осознала истинную природу «райского сада». Он был царством зла.

– Я вижу, миссис Кристи, что вам знакомы свойства этих растений, – сказал Гренвилл, пристально глядя на меня.

– Думаю, да. Все эти растения способны оказывать вредное воздействие на организм человека.

– Именно так. К примеру, болиголов – или, по крайней мере, данная его разновидность, болиголов пятнистый, – действует на нервную систему наподобие кураре, вызывая паралич мышечной системы и смерть вследствие того, что кислород не поступает в мозг и сердце. Для этого достаточно употребить с пищей шесть-восемь листьев растения. Захватывающе, не правда ли? Из ваших книг видно, что вы разбираетесь в этих вопросах, и я рад, что мое хобби вам не чуждо.

– Да, это действительно захватывает, – пробормотала я, стараясь не показать, как это меня ужасает.

– А вот и милая клещевина, – указал он еще на одно растение. – На вид такая безобидная, а касторовое масло, которое добывают из семян, прописывают в качестве тонизирующего средства детям и инвалидам, однако ее семена содержат рицин. Если съесть – или, точнее, пожевать эти безобидные семена, то во рту почувствуешь сильное жжение, а в желудке острую боль. Затем наступает интенсивное обезвоживание и падение кровяного давления, что приводит к апоплексическому удару и смерти через три-четыре дня. Да, это поистине могучая малышка. – Он с гордостью огляделся. – У меня здесь, можно сказать, настоящий клад для отравителя. А для меня и моих близких это верное защитное средство. Я, конечно, не собираюсь прибегать к таким крайностям, однако приятно сознавать, что у тебя есть оружие – на всякий случай.

Я подумала о моем небольшом комплекте ядов, надежно упрятанном в запертом чемодане в отеле. Я надеялась, что они никогда больше мне не понадобятся.

Гренвилл провел нас по аккуратно выложенным дорожкам сада к скалистому холму. Поднявшись, мы увидели под собой рощицу драконовых деревьев, чьи ветви тянулись вверх в разных направлениях, образуя полог наподобие большого купола.

– Замечательный ассортимент драконовых деревьев, – заметил Дэвисон. Вчера он проявил себя как знаток цивилизации гуанчей. Сегодня выяснилось, что он разбирается в ботанике. Прямо специалист-универсал. – А их «кровь», как известно, издавна находит разнообразное применение.

Было ясно, к чему он клонит. После того как из тела Дугласа Грина выпустили кровь, его окрасили красным соком драконника. Я внимательно наблюдала за реакцией Гренвилла, но его жабье лицо не выразило никаких чувств.

– Да, его использовали для лечения слезящихся глаз, локальных ожогов и дизентерии, при появлении крови в слюне и прочих аномальных явлениях, – сказал Гренвилл. – Так что нельзя сказать, будто мой сад – только набор отравляющих веществ. Я, конечно, выращиваю все это в собственных целях. К примеру, из сока драконовых деревьев я изготовил чернила, которые успешно употребляются с магическими печатями и талисманами. Кроме того, сок, похоже, усиливает действие некоторых заклинаний. – Гренвилл взглянул на Дэвисона, затем на меня. – Надеюсь, вас не пугает то, что я говорю? Я уверен, вы достаточно опытные и образованные люди, чтобы правильно понять все тонкости дела, которым я занимаюсь. Обо мне пишут много выдумок и клеветы. Я мог бы возбудить судебное дело против некоторых печатных изданий и отдельных личностей, но, согласитесь, это было бы признанием правоты буржуазного образа мыслей, который противоречит самому духу моей профессии. Но почему бы нам не зайти наконец в дом и не продолжить беседу за чаем? Вайолет пока нет, но она должна скоро вернуться.

* * *

Мы последовали за Гренвиллом по обсаженной пальмами аллее к громадному особняку. Его построили скорее в испанском стиле, нежели в английском. Вдоль всей веранды тянулась аркада, на втором и третьем этажах устроили галереи, искусно отделанные резным деревом и украшенные яркими цветами в горшках. Пройдя через портал, мы оказались во внутреннем дворике, мощенном белым мрамором. В центре дворика росла высокая стройная пальма. Двор окружали два яруса опирающихся на колонны галерей, изготовленных из темного дерева, на котором были вырезаны разнообразные сценки и пейзажи. По периметру дворика стояли горшки с экзотическими растениями, в том числе с райской птицей, усыпанной яркими оранжево-фиолетовыми цветами, и каким-то цветком, бесстыдно выставлявшим красную мясистую плоть с ярко-желтой тычинкой посередине.

– Я вижу, вам нравится причудливая красота моего антуриума Андре, цветка-фламинго. Благодаря красным овальным лепесткам и торчащей желтой тычинке он сочетает признаки мужского и женского полов.

– У вас совершенно необыкновенный дом, – сказала я, чтобы сменить тему.

– Благодарю вас. Большей частью он сохранился с конца семнадцатого века. Балки сделаны из канарской сосны, на колоннах довольно интересная резьба. Но давайте оставим это до следующего раза, а сейчас мне хотелось бы, чтобы вы, миссис Кристи, рассказали о своем интересе к сверхъестественному. Садитесь, пожалуйста.

Мы уселись в плетеные кресла, расставленные в лоджии первого этажа. Худая и бледная пожилая испанка, измученная, судя по виду, заботами, вынесла серебряный поднос с чайным сервизом.

– Откуда у вас возникло это увлечение? – спросил Гренвилл, устремив на меня взгляд.

Я сообщила ему об интуиции моей матери, о ее необыкновенном даре угадывать, что думают близкие; вспомнила, как, прочитав рассказы Мэй Синклер, пробовала написать что-нибудь в такой же манере. Упомянула я и своего знакомого Уилфрида Пири, который пытался просветить меня в области теософии, но я вовремя поняла, что это бесполезно. Он рассказывал забавные истории о двух молодых женщинах-медиумах. Некоторые анекдоты оказывались слишком смешны, чтобы быть правдой, и в результате я перестала серьезно относиться ко всему, что говорил Пири.

– Однако в вас, мистер Гренвилл, есть, как мне кажется, что-то особенное, – заявила я. – Хотя мы с вами еще почти не общались, я чувствую, вы наделены уникальным даром.