Возникал вопрос: раз реализованы эти, на первый взгляд фантастические идеи, то почему не могут быть реализованы другие? Что бы там ни было, а поклонников и почитателей, особенно среди революционно настроенной молодежи, у Константина Эдуардовича было великое множество. Их стало еще больше после величайшей диверсии Первой мировой войны—поджога цеппелинов на Альхорнском аэродроме Германии.

Но сперва немного истории... В 1887 году на заседании Общества любителей естествознания, состоявшемся в Политехническом музее, выступил Циолковский. Тема его доклада была сенсационной: он представлял расчеты цельнометаллического транспортного дирижабля. Это выступление стало возможным только потому, что в город Боровск, где жил тогда Циолковский, случайно забрел известный русский изобретатель в области телефонной связи Павел Михайлович Голубицкий. Вот что он несколько позже написал об этой встрече:

«Я познакомился с Циолковским в городе Боровске, куда случайно попал несколько лет назад, и крайне заинтересовался рассказами туземцев о сумасшедшем изобретателе — Циолковском, который утверждает, что наступит время, когда корабли понесутся по воздушному океану со страшной скоростью, куда захотят. Я решился навестить изобретателя.

Первые впечатления при моем визите привели меня в удручающее настроение. Маленькая комната, в ней небольшая семья — муж, жена, дети и бедность из всех щелей помещения, а посреди его разные модели, доказывающие, что изобретатель немножко тронут. Помилуйте, в такой обстановке отец семейства занимается изобретениями!

Однако ж, если бы люди никогда не занимались подобными “пустяками”, то у нас не было бы ни пароходов, ни железных дорог, ни телеграфа, ни других изобретений, которыми облагодетельствовано человечество.

Беседы с Циолковским глубоко заинтересовали меня. Через некоторое время мне удалось видеть профессора Московского университета Александра Григорьевича Столетова, которому я рассказал о Циолковском. Благодаря Столетову для Циолковского создались условия, которые дали ему возможность прочесть несколько сообщений в Москве в научных и технических собраниях, напечатать свои работы и переехать из уездного города Боровска в Калугу учителем уездного училища».

А теперь вернемся к докладу в Политехническом музее. Расчетами Циолковского заинтересовались руководители «Седьмого воздухоплавательного отдела» Русского технического общества. После всестороннего ознакомления с проектом председатель этого общества Евгений Федоров отметил: «Расчеты г-на Циолковского проведены вполне правильно и весьма добросовестно, но подобные аэростаты вряд ли могут иметь какое-либо практическое значение, хотя и очень много обещают с первого взгляда. Ходатайство о субсидии на постройку модели отклонить».

И отклонили... Одной из главных причин было то, что тогда не существовало технологии сварки гладких металлических листов. Но работа Циолковского была опубликована и стала широко известна. К тому же автор не сложил рук и через несколько лет разработал свою собственную технологию сварки этих листов.

Замечу, что первыми перспективность этой идеи оценили в Германии и в Германии же выдали первый патент на изобретение. Это произошло в 1909 году. Потом, как я уже говорил, были Англия, Франция, Бельгия, Италия и многие другие страны. Россия, как это ни странно, изобретение признала последней и патент выдала лишь через два года.

Думаю, что заинтересованность Германии в идеях Циолковского была далеко не случайной: ведь в это время известный немецкий изобретатель граф Цеппелин разрабатывал конструкцию своего дирижабля с металлическим каркасом. Расчеты Циолковского стали неоценимым подспорьем в этой кропотливой работе.

К началу Первой мировой войны Германия имела одиннадцать цеппелинов, каждый из которых мог поднимать не менее десяти тонн груза. Вооруженные артиллерийскими орудиями, пулеметами и бомбами, к тому же поднимающиеся на недосягаемую для самолетов высоту, они представляли грозную военную силу. За годы войны немцы построили еще восемьдесят цеппелинов. Нетрудно представить, сколько неприятностей причиняла войскам Антанты эта воздушная армада.

В январе 1918 года англичанам стало известно, что немцы подготовили операцию по прорыву британской морской блокады. Ключевую роль в этой операции должны были сыграть цеппелины. И тогда англичане нанесли удар в спину: они заслали диверсионную группу, которая должна была поджечь ангары. Ранним утром 5 января загорелся ангар № 1, а через минуту начались взрывы в четырех других. Гигантское пламя охватило весь аэродром, ведь в ангарах были емкости с водородом, которым наполнялись дирижабли. От этого удара немецкое дирижаблестроение не смогло оправиться до конца войны.

Впрямую имена Циолковского и Цеппелина никто не связывал, но все помнили, что первой изобретение Константина Эдуардовича признала Германия. Почему? Не из альтруистических же соображений! Значит, расчеты Циолковского были верны и, конечно же, переданы графу. Ну а то, что для уничтожения материализованных результатов этих расчетов понадобилась диверсионная операция, еще раз подтверждало их верность и безусловную перспективность.

Пророк в своем отечестве снова не был признан. Увы, но в России так было, есть и, наверное, так всегда будет.

То, что произошло с Константином Эдуардовичем полтора года спустя, вполне возможно, связано с историей на Альхорнском аэродроме. А произошло с ним огромное несчастье, которое могло закончиться трагически: в ноябре 1919 года Циолковский оказался на Лубянке.

Почему? За что? Что натворил этот знаменитый, но больной и полуглухой старик? Слухов об этой истории немало, да и сам Константин Эдуардович упоминал о своем пребывании в Чрезвычайке, но очень кратко и довольно туманно. И вот, девяносто с лишним лет спустя, дело № 1096 по обвинению Циолковского Константина Эдуардовича в моих руках—до сих пор его никто и никогда не видел. Первое, что поражает, — это прекрасная бумага, на которой велись протоколы. А почерк, чего стоит красивый, каллиграфический почерк! И чернила были замечательные, столько лет прошло, а текст сохранился блестяще. Чтобы передать дух того времени, я решил сохранить орфографию и стиль показаний, донесений и других документов, имеющихся в папке.

Начато «дело Циолковского» 20 ноября 1919 года и открывается весьма странным, я бы сказал, загадочным документом, который называется: «Точные пополнения к докладу сотрудников Особого отдела 12-й армии т. Кошелева и т. Кучеренко». Кошелев и Кучеренко не просто сотрудники Особого отдела, они — разведчики, засланные в стан врага. Им удалось так глубоко внедриться в белогвардейские ряды, что они стали сотрудниками их разведки. Рассказав о том, что они видели и с кем общались, Кучеренко далее пишет:

«В г. Киеве мне и Петрову было сказано начальником разведки князем Галицыным-Рарюковым, чтобы не ходить и не собирать сведения по фронтам и не подвергать себя опасности, а обратиться по адресу: г. Калуга, ул. Коровинская, 61, спросить Циолковского. Пароль: “Федоров—Киев”. Циолковский среднего роста, шатен, в очках, большая борода лопаткой.

По некоторым сведениям, в Калуге находится штаб повстанческих отрядов спасения России. У Циолковского мы должен узнать адреса пунктов, находящихся в Москве, где нам будут давать полные и точные сведения о положении дел на фронте и в красных войсковых частях».