class="p1">– Нет, я не про эту квартиру, – продолжила изображать дурочку я, – Римма Марковна прописана в коммуналке, в переулке Мезанизаторов. И как участнику войны ей совсем скоро квартиру должны дать. В следующем году обещали. И мы хотели взять её квартиру, мою квартиру и разменять потом на четырёхкомнатную.

Римма Марковна от неожиданности аж чаем захлебнулась.

Прокашлявшись, она посмотрела на меня такими глазами, словно пеликан на ветвистоусую дафнию. И я её понимала. Это мы в моём мире привыкли на фэйки в жёлтой прессе реагировать скептически, а здесь люди были пока ещё доверчивыми и всё принимали за чистую монету.

Тётю Зину новость о четырёхкомнатной квартире тоже повергла в экзистенциальный шок.

– Ну что же, Римма Марковна, – печально сказала я и послушно повторила слова, как научила меня более опытная родственница, – мы тут с тётей Зиной поговорили, и я поняла, что вы у меня загостились. Так что собирайте вещи, дядя Толя согласился провести вас.

Римма Марковна не успела даже отреагировать, как моментально подхватилась тётя Зина. Они была бледна той благородной бледностью, которая была характерна для аристократов Средневековья или для очень тяжелобольных людей. Но так как тётя Зина наверняка не относилась ни к одной из перечисленных категорий, можно было сделать вывод, что именно мои слова столь изрядно её взволновали.

– Подожди, Лида! – строго сказала мне тётя Зина дрожащим голосом. – Нельзя же так!

Я посмотрела на неё с превеликим удивлением и для убедительности похлопала ресницами.

– Нельзя так со старшими разговаривать! – моментально переобулась в прыжке тётя Зина и, легко сменив мнение на противоположное, сердечно добавила, обращаясь уже к Римме Марковне, – вы на неё не сердитесь, Римма Марковна, она у нас такая. Да вы же сами видите. А Шурка воспитанием детей тоже не особо занималась. И вот что выросло, то выросло.

Я сидела и изо всех сил сдерживалась, чтобы не заржать.

– Лида меня неправильно поняла, – заюлила тётя Зина и долила старушке ещё чаю, – мы ей предложили Ростислава приписать, чтобы мамашка не турнула её из этой квартиры. А Ростислав живёт в общежитии, так что никто вам мешать не будет. И, конечно же, оставайтесь, живите, сколько угодно. И нам с Толиком спокойнее, что Лида под присмотром старшего человека будет. Правда, Толик?

– Конечно! – подал, наконец, голос глава семейства, тоже возбуждённый неожиданной новостью.

– С тобой ещё девочка живет, говорят? – спросила тётя Зина и, не слушая мой ответ, добавила, обращаясь опять исключительно к Римме Марковне, – ну вот и зачем Лида взяла чужого ребёнка? Потом замуж выйдет, свои детишки пойдут, куда этого девать будет?

Римма Марковна пробормотала что-то невразумительное, но тёте Зине ответ не и требовался:

– Где её родители? Небось алкаши какие-то? Пусть, значит, забирают её обратно к себе. Или можно в интернат отдать. Сейчас многие дети в интернатах учатся…

– Да нет, – наконец, смогла выдавить из себя Римма Марковна, – отец Светочки был высокопоставленным работником, недавно умер, а мать – артистка, сейчас в Чехословакии живет.

– А мать платит за содержание ребёнка? – продолжала вести допрос тётя Зина. – Если что, у Толика есть знакомый в Министерстве, в Москве, и можно через него заставить её платить. Валютой!

– Нет, Лида просто так взяла её, – пояснила Римма Марковна.

Я нахмурилась. Бесить родственников Светкой совершенно не входило в мои планы, но потом я увидела до боли знакомый блеск в бердычевских глазах Риммы Марковны и приготовилась ко второму акту Марлезонского балета.

– Лида у нас слишком доверчивая, – посетовала на мой характер тётя Зина. Она теперь разговаривала исключительно с Риммой Марковной и как-то так получилось, что меня выключили из разговора и перевели в разряд зрителей.

Ну, что ж, раз так, где там мой попкорн? Будем посмотреть!

– Да, Лида хорошая девушка, – и себе сдержанно похвалила Римма Марковна, явно нагнетая обстановку. Тётя Зина пока ещё не поняла, что в игру вступила тяжелая артиллерия.

– А Света эта, надеюсь, не прописана здесь? – взволнованно поинтересовалась тётя Зина.

– Нет, Свете от покойного отца осталась трёхкомнатная квартира улучшенной планировки, – пояснила Римма Марковна таким прям будничным-будничным голосом. – Она там прописана.

У тёти Зины выпала чашка из рук и разбилась на мелкие осколки.

– Ой, – охнула она.

– Но если Свету вернуть в интернат, то квартира туда уйдёт, – продолжила безжалостно резать по живому Римма Марковна. – А там дом хороший очень. Для партийных работников.

И тут от входной двери неожиданно раздался звонок. Мы дружно вздрогнули.

– Есть кто дома? – послышался знакомый голос (Римма Марковна от волнения забыла запереть дверь. Хотя по правде говоря, здесь люди днем двери не запирали. Кроме меня, конечно же).

Через секунду на пороге кухни появился Будяк, собственной персоной. Был он небрит, в каком-то нелепом свитере, растянутом и давно потерявшем первоначальный цвет, и старых штанах с заплатками. От него густо пахло табаком, сырой рыбой и болотной тиной.

– Здравствуйте! – поздоровался он и пожал дяде Толе руку. – А я смотрю, гости тут у нас.

(У нас?!!)

– Это Лидочкины родственники, из деревни, – вежливо пояснила Римма Марковна. – Зинаида и Анатолий.

– Прекрасно! А я – Пётр, – оживился Будяк и тут же обратился к дяде Толе с предложением, – может, по соточке? За знакомство.

Дядя Толя обрадованно вскинулся, но тётя Зина зашипела, и инициатива Будяка осталась нереализованной.

– Так о чём грустим? – невзирая на досадный инцидент, попытался взбодрить всех Будяк, – Что как на похоронах?

– Зинаида и Анатолий решили прописать своего сына у Лиды в квартире, – моментально наябедничала Римма Марковна.

– Зачем? – удивился Будяк.

– Чтобы Шурка, мать Лиды, не отобрала квартиру, – хмуро буркнула тётя Зина, которая явно была явно не в восторге от того, что приходилось оправдываться. – Хотя это наши семейные дела.

– Не отберёт! – беспечно заявил Будяк и потянулся к тарелке с творогом, который перед этим всё-таки выставила на стол рачительная Зинаида.

– Вы её не знаете! – сердито фыркнула она, прерывая все дальнейшие попытки продолжить эту тему.

– Да мне как-то всё равно, – отмахнулся Будяк и закинул ложку творога в рот, – м-м-м… вкусно как! Хороший творог. Жирненький такой!

Зинаиду аж передёрнуло.

– А что касается прописки вашего сына, – как ни в чём не бывало продолжил Будяк, – так я против. Категорически против!

– Это наши семейные дела! – вспыхнула тётя Зина.

– Именно семейные. Но наши, – улыбнулся Будяк улыбкой барракуды, – И я, как будущий муж Лиды, согласия не даю! Так что – до свидания!

Занавес.

Когда ошеломлённых родственников с горем пополам удалось выпроводить, я спросила Будяка:

– И вот зачем ты их так?

– Зато больше к тебе лезть не будут, – простодушно ответил он, с аппетитом доедая