Кир Дрекул стегнул своими хлыстами. Заметить полет кожаных хвостов невозможно, как невозможно удержать в ладони молнию. Мне обожгло щеку, обожгло грудь, у дяди Льва задымилась одежда, мы находились слишком близко. Молния ударила в сердечную мышцу горгоны, тварь вздрогнула, выскочила из озера еще на пару локтей, и стало ясно, что ее туловище не заканчивается. Неизвестно, до какой длины вырастает нечисть, если наложенная сотни лет назад формула лишена обратной силы.

Кир Дрэкул хлестнул вторично, ребра хищницы треснули, почернели, меня оглушил жалобный, невыразимо детский, обиженный плач. Ее сердце… вернее то, что я принял за сердце, серый клочковатый мешок, повис лохмотьями. Острый яйцеклад задергался. Из мешка, брызгая слизью, падали в озеро крошечные мальки. Их бесцветные глазки еще не успели оформиться, как у взрослых, пальцы на головках походили на прозрачных червей. Горгона плакала навзрыд.

Следовало бежать, спасаться, но я ощутил некую скованность в членах, почти сонливость. Наверное, кир Лев попался в ту же ловушку, его движения стали мягкими, голова клонилась на грудь. Еще немного, и отважный друнгарий свалился бы в пучину слез.

– Убейте ее, убейте! – завопил Исайя, своим криком наставник меня практически разбудил.

Позор же мне, нерадивому ученику, не пристало сыну дуки пропускать мимо даже отзвук угрозы. Нас влекли в объятия Морфея, но вовсе не сладко и постепенно, как усыпляют сирены. Следовало догадаться, что тварь, живущая без света, атакует скорее не зрение, а слух! Лев тоже встрепенулся, схватился за меч, и очень вовремя – раненая горгона ударила нас сразу всеми пальцами.

Зацепилась когтями за изъеденный временем гребень моста, за одежду, и потянула следом все свое неизмеримое туловище. Мне показалось – далекие своды пещеры осветились ярче, завыли по щелям замурованные отцеубийцы, вода забурлила. Обитатели озера собирались вдоволь попировать!

– Эгемон, быстрее, они все просыпаются! – кир Дрэкул вырастил два новых хлыста, стегал крест-накрест, походя со стороны на сгусток молний. Позвоночник змея, и хрустальная глубина вокруг были усыпаны ошметками горгон.

Кир Лев тоже дрался с двух рук, за краткий миг перейдя из дремоты в ярость. С его великолепного клинка сыпалась ржавчина, топору было суждено продержаться чуть дольше. Синие когти повисали в щелях его доспеха, обрубки барахтались под ногами, норовя зацепиться за ногу, и взобраться до горла.

Боялся ли Мануил Закайя? Не пристало сыну триумфатора врать. Конечно, я испугался. Я видел много чудес сквозь отцовский Небесный глаз, я прикоснулся к мерзостям в зале Обращений и темницах Иллируса, специально построенных для укрощения ведьм. Мне угрожали от рождения, но никогда доселе меня не пытались превратить в пищу!

Костяная игла метнулась стремительно, опередить ее не сумел бы и гепард. Но горгона совершила ошибку, выбрав для атаки спину кира Дрэкула. Кажется, я закричал от ярости, когда игла пробила тело учителя. Дрэкул покачнулся, но не упал вниз, повис на зазубренной игле; впрочем, тварь и не желала его падения. Теперь я понимаю, ее мечта состояла как раз в том, чтобы жертва выжила, и унесла в Верхний мир ее потомство.

Кир Дрэкул хлестнул молнией позади себя, но промахнулся. Горгона всплыла незаметно, выскочила из воды слишком быстро, а теперь на наших глазах происходило то, к чему стремится любое ползающее, плавающее и летающее создание во вселенной. Не хотел бы я видеть это второй раз, достаточно того, что месяц спустя мне никак не очистить от мерзких воспоминаний собственные сны. Сочленения на затылке этой пакости сокращались, похожее можно наблюдать у змей, ухвативших слишком крупный кусок. Серый мешок, повисший между ребер, тоже сократился, выбросив вверх, в основание черепа шевелящийся сгусток. Я уже понял, что это было, и что сейчас произойдет, и закричал, надрывая глотку:

– Кир Лев, спаси его!

Кир Лев обернулся, кинулся на помощь, предоставив мне защищать Исайю. Некромант вдруг обмяк, повиснув на игле, точно обездвиженная пауком оса. Руки его ослабли, молнии больше не крушили врага. Вокруг его плеч и шеи обвились костяные пальцы. Льву пришлось бить трижды, пока игла, растущая из затылка горгоны, не треснула. Друнгарий перехватил рукоять, и колющим ударом загнал меч чудищу в глаз. Тварь дернулась назад, зарыдала, из порванной кишки яйцеклада толчками выбрасывало мальков. Мальки падали в озеро, извивались, тоненько хныкали. Горгона разомкнула объятия, выпустила некроманта, принялась шарить в потемках, спасая потомство. В другой раз, я с интересом понаблюдал бы за повадками редкой бестии, но не сейчас, когда мой учитель падал лицом вниз, а из спины его торчала трубчатая кость.

– Эгемон, я вынесу его, спасай Исайю!

Кир Исайя хрипел, полузадушенный, его горло обвили сразу два пальца. Толстяк качнулся, потянув меня за собой. Пришлось выпустить его пояс, я трижды рубанул мечом, не глядя, рискуя перебить наставнику плечо. Синие когти разжались, но почти сразу боль пронзила мне лодыжку и бедро.

Бестия подтягивалась, взбиралась на змеиный гребень, зацепившись за нас своими мерзкими костяными лохмами. Две ее сестры приближались неторопливо, не сомневаясь в исходе дела, да и куда торопиться часовым у темницы вечных мук? Обросшая лишаями, безносая, безротая морда вынырнула впереди, на пути к спасительному, невидимому пока, берегу.

– Эгемон, беги! – воскликнул Лев. – Ты должен вырваться, не дай им окружить нас!

Мой дядя говорил сущую правду, нам грозило окружение. Заступавшая нам путь тварь тоже была беременна, если это теплое слово применимо к уродам, первое поколение которых выращено в колбах безумцев.

Лев Закайя, согнувшись, тащил на себе Дрэкула, бил по всплывающим пальцам, червленый полумесяц лезвия проржавел насквозь, на глазах рассыпался рыжим песком. С моим мечом случилось то же самое. Прически двух горгон развалились, но на смену им с протяжными вздохами ползли новые.

– Кир Лев, сзади!

Друнгарий успел повернуться еще до того, как я закончил фразу, выпустил из рук некроманта, и метнул в костлявую морду топор. Хвала Многоликой, череп горгоны раскололся. Жалобно рыдая, раненая тварь закачалась. Костяная игла на конце ее яйцеклада взвилась вверх, к потолку пещеры, но не сумела поразить жертву, бессильно шлепнулась в глубину. Серая кровь сочилась из ран, мальки посыпались нам под ноги, и сразу попытались схватиться крохотными коготками.

– Ты добил ее! – Исайя неожиданно пришел в себя, хлопнул в ладоши. – Лев, ты прикончил гадину!

Издав последний детский всхлип, горгона качнулась и величественно рухнула на спину. Можно сказать и так, хотя никакой спины создатели ей не придумали. Некоторое время над помутневшей поверхностью озера, как водяные змеи, метались беспорядочно ее пальцы.

– Бежим, кир Исайя! – в последний раз воззвал я. – Клянусь, если ты не послушаешь своего господина, я сам столкну тебя вниз.

В Верхнем мире я, почти ребенок, легко бы справился бы с толстяком, применил бы элементарную формулу погонщика или ярма. В Верхнем мире, но только не здесь, у темного порога, где линии магических сил норовят обратиться вспять.