— Взаимно. — Я улыбнулась, понимая, что надо в срочном порядке отлипать от его светлости, иначе как самостоятельную единицу меня никто не будет расценивать.

Когда я попыталась отлипнуть, поняла, что меня держат крепко. В смысле его светлость положил ладонь поверх моей руки и прошествовал к диванчику. На котором мы расположились уютной недосемейной гармошкой. За спинкой дивана уселся лев.

— Нам понадобится три платья, — сообщил эрцгерцог. — Домашнее и два выходных. К завтрашнему дню. После надо будет полностью обновить гардероб эри Армсвилл. Ее личный пострадал при пожаре.

— Какое несчастье! — Эрина Нерелль всплеснула руками.

— И белье. Тоже комплекта три. Для начала.

Самая молоденькая из помощниц густо покраснела.

— Белье тоже пострадало? — нахмурилась ведущая королевская модистка.

— Да. — С самым серьезным видом заявил этот гад, хотя от самодовольства разве что не светился. — Очень.

— Гм… что же… — Эрина Нерелль приблизилась. Лично мне было дико неудобно, что мы сидим, а она стоит, но его светлость это, похоже, совершенно не беспокоило. — В таком случае начать предлагаю с выбора тканей, а после нам потребуется снять мерки с эри Армсвилл. Ана!

Она хлопнула в ладоши, и дальше все пошло намного шустрее. Девушка, которую назвали Аной, — белокурая, с собранными в тугой пучок волосами, притащила тяжеленный каталог, в котором были представлены ткани для белья. Сама эрина Нерелль приблизилась, чтобы рассказывать, откуда что взялось. В смысле ткани, и какой краской они покрашены, и как долго над ними трудились тысяча пятьсот таварийских прядильщиц.

Я чувствовала себя креслом. Точнее, подлокотником, потому что выбирал его светлость — все мои попытки открыть рот перекрывались короткими приказами:

— Нет. Это слишком. Это. Следующее. Чудесно.

И все в том же духе.

Чтобы не сказать что-нибудь лишнее, я изучала эрину Нерелль: вплетенные в темные волосы седые пряди придавали этой женщине не только возраста, но и достоинства. Она ничем не выказывала своего удивления, в отличие от помощниц, которые каждую свободную минутку (когда она не гоняла их принести образцы кружева или лент, которыми можно украсить белье) откровенно глазели на меня. Ну хорошо, не совсем откровенно, стоило мне взглянуть в их сторону, взгляд опускался в пол. Эрина Нерелль такого не выказывала, тем не менее в ее глазах то и дело проскальзывало что-то похожее на удивление (или изумление?), когда она смотрела на его светлость.

Когда с бельем было покончено, пришел черед тканей для платьев.

— Предлагаю выбрать ткани, которые вам нравятся. — Портниха перевела взгляд с меня на него и обратно, словно сомневалась в том, кто будет выбирать. — А с общим количеством нарядов и фасонами определимся уже позднее.

Каталогов тканей для нарядов было несколько. Помощница подвинула небольшой пуфик, на котором эрина Нерелль и устроилась напротив нас. Каталог держали две девушки, еще одна приготовилась листать. Для меня это все было настолько дико, что я чувствовала себя как на гвозде. Особенно на гвозде почувствовала себя, когда одна из помощниц уронила кружева, и я почти подскочила, чтобы ей помочь.

Почти — потому что меня незаметным рывком усадили обратно и наградили тяжелым взглядом.

— Шелка у нас самые разные, — начала эрина Нерелль. — Есть и ласонский, и маражжский, и таварийский, как вы уже могли убедиться. Но я бы все-таки сделала акцент на ласонском, для верхнего платья он подходит куда больше…

На сто пятидесятой странице каталога я перестала воспринимать информацию про то, что и с чем идеально сочетается. От обилия цветов, тканей и узоров просто рябило перед глазами. Единственное, что придавало сил, — кислый вид его светлости. Он, очевидно, не ожидал, что выбор нарядов для будущей невесты настолько утомителен.

Тем не менее слова мне по-прежнему не давали вставить, комментируя с уставной резкостью:

— Слишком яркое. Слишком тусклое. Это. Это. Это.

К тому моменту, как с меня начали снимать мерки, мне уже стало все равно, что на меня пошьют. В животе нещадно урчало, даже лев за диванчиком вытянулся во всю длину и угрюмо наблюдал за тем, что творилось за ширмой. Ширма, к слову, не спасла от шокированного взгляда одной из девушек, которая увидела, что на мне нет сорочки.

Как бы там ни было, когда эрина Нерелль с помощницами отбыли, мы с его светлостью пошли на обед. За которым почти не разговаривали, не считая коротких фраз в стиле «Приятного аппетита». Но если на меня еда подействовала бодряще, то эрцгерцог мрачнел с каждой минутой. Не спас его даже поданный после десерта крепкий фарх — бодрящий напиток, густой, с ярко выраженным ореховым ароматом. Из орехов он и делался, некоторые любили его пить в качестве десерта (с добавлением сладких сиропов). Его светлость же явно предпочитал пожестче, потому что от аромата, доносящегося с другой стороны стола, глаза открылись даже у меня.

— В библиотеку, — скомандовали мне, когда обед был закончен.

В библиотеке все продолжилось в том же ключе: я села писать письма, его светлость — штудировать древние трактаты. Поскольку от моей помощи отказались, я больше не предлагала, но на двадцать пятом скомканном листе (сообщить о том, что я выхожу замуж за его светлость почему-то оказалось еще сложнее, чем про арэнэ) я сдалась и поняла, что с письмами сегодня не получится. Как раз в тот момент, когда я это признала, библиотеку огласило глухое «бум».

Я подскочила, повернулась к его светлости и увидела, что он упал носом в раскрытую книгу.

— Эдер?

Лев и ухом не повел, из чего я сделала вывод, что его светлость периодически падает лицом в книги, для него это нормально. Но все-таки решила удостовериться: мало ли что, Эдер теперь (временно) мой защитник. Приблизившись, обнаружила, что эрцгерцог спит. По крайней мере сопение из книги доносилось глубокое, а прядь волос, упавшая поверх страницы, то и дело взлетала и опадала.

К этой странице мой взгляд и прилип, но я ровным счетом ничего не поняла: там были сплошные схемы и подписи на пъэтрэ — мертвом языке, который изучали исключительно маги. По крайней мере сын нашего мэра, когда приехал на каникулы с друзьями из Эльгронского университета, ближайшего к Гризу, ходил и везде разговаривал исключительно на нем. Явно потешаясь надо всеми, кто их с однокурсниками не понимает. Потешался он до той самой минуты, пока какой-то моряк не двинул ему в челюсть: ему показалось, что тот отпустил скабрезную шуточку в адрес его спутницы. Эта история быстро облетела весь городок, а сын мэра больше не говорил на пъэтрэ. По крайней мере на улицах Гриза.

Как бы там ни было, на чем спит эрцгерцог, мне понять было не дано, а вот заголовок в раскрытой справа от него книге гласил: «Ритуал обмена магией — древние нерийские знания. Последствия и побочные эффекты».

Последствия и побочные эффекты?!

«Первый обмен магией был произведен в тысяча двести пятьдесят первом году до восхождения Пресветлого. Схему создал Габин Родажерский, более известный как Родажерский Кровавый, славившийся своими бесчисленными победами под знаменами Иагурии. У известного мага родился сын, не наделенный магией. Для древнего рода в те времена это был позор…»