— Не Барыгина, а Бурыгина.

Точно! Я хлопнул себя по лбу. «Я не Барыгина, а Бурыгина!» мысленно передразнил девушку. Робкая. Ни фига себе. Обозвала меня Засоскиным. Ну ничего, завтра я поставлю на её худенькой шейке огромный засос. Чтобы запомнила, как над моей фамилией издеваться. Ещё в садике я научил других почтительно относиться к фамилии «Ососов».

Вот интересная девчонка. У меня теперь в голове сплошная каша: Мышка-малышка, цыганка и Барыгина, то есть Бурыгина.

Вот последняя страшненькая, но есть в ней что-то такое… Схожее с Мышкой. Я даже, грешным делом, подумал, уж не она ли. Но Маска была маленькая и худая. Эта тоже невысокая, но мне кажется выше, чем Мышка. Я наклонялся, когда пили на брудершафт и когда целовал. Глаза у Мышки, словно два изумруда. У этой за очками не видно. Да и очки Мышка не носит.

А главное — волосы. Эта тоже светленькая, но не такой цвет. Или такой… Но родинки-то нет.

Родинки. Вот найду, кто распространил слух, что я по родинкам страдаю, заставлю по всему телу их горохом наколоть. Теперь куда не идёшь, то и дело слышишь:

— Демьян, смотри!

И показывают мне то уши, то шеи, то руки. Словно я дежурный по чистоте. Хорошо, что ещё "там" не додумались нарисовать.

— Рита, я смогу рассчитывать на тебя на завтра? Мне кафедра нужна будет. Хочу заняться Бурыгиной, чтобы никто не мешал.

— Сможешь. Но я буду тут же. Не буду тебе мешать. Смотри, сильно не перезанимайся, чтобы ненароком она не влюбилась в тебя.

— Чего так? Опасаешься конкуренции?

Глава 17. От Любы

Я лежала на кровати с открытыми глазами. Белый потолок почему-то качался. Верка сказала, что так у меня стресс выходил. А Изольда, что закусывать надо, когда пьёшь. Права, конечно, Вера. Можно подумать, что я часто пью. Я же не знала, что там был не сок.

Боже, до чего же плохо. Умереть бы и воскреснуть только завтра. А потолок всё качался и качался.

Вот скажите на милость, ОН что, специально явился в общагу, чтобы меня доставать? Не-на-ви-жу! Только подумала о нём, и по голове словно молотком ударило.

Зато прочувствовала коматоз в чистом его виде. Больше ни капли спиртного! Ну его, оно того не стоит.

А всё ведь из-за Демьяна. После его намёка на засос у меня в горле пересохло. Я схватила первую попавшуюся бутыль и плеснула себе в стакан. Изольда, вместо того, чтобы выхватить, стояла и молча глазами хлопала.

А дальше… Не помнила я, что было дальше. Голова раскалывалась…

Осмотрела комнату. При каждом повороте глаз боль простреливала прямо в мозжечок. Поднялась, чтобы налить себе воды, но тотчас показалось, что комнату кто-то наклонил, и кровать поехала в сторону. Пришлось лечь обратно. Порой казалось, что подо мной гамак. Язык во рту распух и уже не помещался на прежнем месте. Если в ближайшее время соседки не вернуться, я умру от обезвоживания.

Полный треш. Хуже бывает только в крематории.

Наконец-то дверь открылась, и в комнате показалась Вера.

— Как дела, малолетняя пьянчужка? — спросила она, смеясь.

Я только поморщилась. Издевается. Ладно, я припомню ей. Отвернулась демонстративно, чтобы высказать призрение.

Вера тем временем, скинула одежду, подошла ко мне со стаканом какой-то жидкости.

— Изольда сказала тебя этим напоить.

Я понюхала. По запаху это напоминало алкогольный рассол. Хотела ответить, но язык отказывался мне повиноваться. Пришлось подчиниться.

На вкус жидкость оказалась не такой противной. Кисловатой. Как ни странно, вскоре мне полегчало, и я уже была способна говорить.

— Что это? — спросила я у Веры.

— Не знаю. Какое-то ноу-хау Изольды. Придёт, спросишь сама.

— А где она?

— У Свята. Ты же вчера её выгнала.

— Кого? Её? — спросила я и тут же покраснела. Не, я не могла так поступить с подругой.

— А кого ещё? И Свята. Сказала, чтобы убирался за своим господином и больше носа здесь не показывал, а не то ты за себя не ручаешься.

Если бы голова не болела, я бы заржала в голос. Я представила, как при моём росте в метр с кепкой я нападала на двухметровый шкаф.

— Ты, ты. Изольда только и успевала тебя от него оттаскивать да отнимать тапочек.

О боги! Завтра надо мной весь университет смеяться будет. Демьян точно проходу не даст.

— Не знаешь, ректор на месте? — спросила я, направляясь нетвёрдой походкой к двери.

— Ты к ректору в таком виде? Я сказала, что ты приболела. За один прогул тебя не выгонят.

— Меня мажоры теперь уничтожат, — выдохнула я. — Буду к дому поближе переводиться. А пока академ возьму.

— Никто тебе академ после первого полгода не даст. С чего ты взяла, что Свят побежал кому-то докладывать? Он вчера перехватил тебя поперёк пояса, уложил на кровать, а Изольда посиделки к Игнату в комнату перенесла. Пока она по хозяйству справлялась, сестра Свята около тебя сидела. Они нормальные ребята. Варвара сказала, что не раз уже брата выхаживала. Ты ей говорила, что ты, вообще-то, девушка порядочная, не пьющая. И предлагала свою защиту. Если этот хлыщ под фамилией Ососов назовёт её ещё хоть раз Барби, ты его уничтожишь.

— Я? Сестре Свята? А что я ещё говорила? — спросила я осторожно.

— Что Демьяна ненавидишь всеми фибрами своей души, и пусть он только попадётся на твоём пути, порвёшь на лоскутки.

Я застонала от этих слов. Теперь точно Демьян МЕНЯ порвёт на эти самые лоскутки.

В комнату вплыла счастливая Изольда.

— Ну что, наша отважная Жанна д’Арк, я тебе овсянку сейчас сварю. Сил будем набираться. Имей в виду, я сегодня дома сплю, — сказала она смеясь.

Вскоре мы уселись за общим столом и принялись уплетать дымящуюся овсяную кашу. Мне казалось, что ничего вкуснее я в жизни не ела. Прямо чувствовала, как она нежно скользила по пищеводу, принося ему облегчение.

— Изольда, ты же не умела готовить, — вспомнила я.

Всегда, когда дежурной по кухне была Изольда, она приносила какие-то салатики из столовой или покупала Доширак.

— Как не умела? У меня мама повар. Просто не для кого было готовить. Смысла в жизни не было, — заметила она философски.

— Понятно, ты у нас влюбилась. Вот так и теряем лучших друзей, — выдала Вера. — Ладно Изольда! А ты-то, Любка. Ты чего, в этого мажора втрескалась?

— Ничего я не втрескалась. Выдумали тоже, — сказала я и тут же закашлялась. — Поперхнулась из-за вас. Это просто потому что… Потому что он первый, с кем я поцеловалась по-настоящему в жизни.

Мы доели