— Зато я в другом кое-что понимаю!

Грегори поцеловал ее. Он был сердит. Сердит потому, что она настаивала на существовании этого бандита и рисковала из-за него жизнью.

Виолетта растерялась. Она начала сопротивляться, но прикосновение его губ зажгло что-то у нее внутри. Сердце заколотилось, но вовсе не от страха, а скорее от радостного возбуждения. Она ответила на его поцелуй, чтобы доказать себе и ему, что она вовсе не изнеженная девица, что ее тело и душа способны испытывать страсть. Вот только это будет не любовь, как у других женщин, ибо была уверена, что не способна любить. Зато ненавидеть она умеет и живет не ради самопожертвования и любви, а только ради ненависти.

Она позволила его языку проникнуть во влажную глубину ее рта. Грегори гладил ее плечи, и по спине Виолетты пробежала дрожь удовольствия. «Должно быть, это потому, что во мне течет дурная кровь. Я насквозь испорчена. Может быть, я заслужила наказание, — с тоской думала она. — Заслужила весь тот ужас и грязь, которые и были моей жизнью? «

Занятая мыслями о низменности и испорченности своей натуры, Виолетта не остановила Грегори, когда его поцелуй стал глубже, а объятия крепче. О нет, он не сделал ей больно. Может, чуть-чуть, когда задел раненое плечо… Его руки скользнули туда, где рубашка обрисовывала округлость ее груди.

Ладони Грегори наполнились. Он не сжимал ее грудь, оставляя синие пятна на нежной коже, но нежно ласкал чувствительный сосок сквозь тонкую ткань сорочки. Виолетта застонала. Соски ее напряглись, и впервые в жизни она ощутила желание.

— Ты прекрасна, — шептал Грегори. — Ты само совершенство.

Слова болью вонзились в сознание Виолетты. Она не совершенство. Она испорченная, использованная, грязная вещь. Однажды в разговоре с Лайлой Виолетта сравнила себя с гнилым яблоком: снаружи оно гладкое и блестящее, но внутри ничего нет, всю сердцевину съели черви.

— Не надо. — Виолетта отстранилась, и глаза ее наполнились слезами.

— Прости меня. — Грегори выглядел искренне расстроенным. — Я… увлекся. Я хотел показать тебе, что может почувствовать женщина. Ведь ты не испытывала ничего подобного со своим бандитом, правда?

— Ах, значит, вот что ты хотел сделать? Высмеять мои чувства! — А она-то решила, что он желает ее, что она ему небезразлична.

— Ну, сначала я так и хотел, но потом…

— Майлз был прав. Он всегда говорил, что бескорыстно ты даже пальцем не пошевелишь.

— Вот как ты заговорила? Ну уж если на то пошло, Майлз тоже может ошибаться — считал же он тебя воплощением невинности! Думаешь, я не понял, почему ты вчера позвала меня разделить с тобой постель? Господи, Виолетта, неужели ты готова ради Типа не только грабить банки, но и пожертвовать своей честью?

Не дослушав, Виолетта влепила ему пощечину.

— Не смей так говорить со мной!

Грегори опустил голову. Через несколько секунд он сказал каким-то чужим голосом:

— Прости меня. Как думаешь, ты сможешь держаться в седле?

Она и забыла — им ведь нужно бежать от погони, уехать из городка как можно дальше.

— Уверена, что смогу.

— Я приведу лошадей. Чемодан возле кровати. Ты найдешь в нем другую рубашку.

— Спасибо.

Не ответив, он вышел из хижины.

«Да, я, безусловно, умею обращаться с женщинами», — с досадой думал Грегори. Вот уже три дня они скакали почти без остановок, увеличивая расстояние между собой и последним банком. И все это время они с Виолеттой почти не разговаривали. Она больше не просила его спать рядом с ней. Вместо этого она ложилась поближе к набитым деньгами сумкам.

При желании Грегори мог бы легко украсть эти деньги. Но он понимал, что тогда Виолетта просто пойдет и ограбит еще один банк. И неизвестно, чем это закончится — может, чем-нибудь похуже раненого плеча.

Конечно, если он заберет деньги и уедет, ее судьба уже не должна будет его волновать. Соглашение с Майлзом будет аннулировано. И заботиться ему придется только о себе. Как раньше. Может быть, оставшись без денег и в одиночестве, Виолетта прислушается наконец к голосу здравого смысла и вернется к Майлзу?

Кого он хочет обмануть? Когда это Виолетта поступала так, как советовал ей здравый смысл?

Кроме того, Грегори не хотелось становиться изгоем. Если бы Виолетта согласилась вернуться домой, он получил бы долю в фирме, а потом и ее… Они вели бы благополучную жизнь достойных членов общества.

Но Виолетта определенно не собиралась становиться достойным членом общества.

Во время последнего привала, пока они подкрепляли силы вяленым мясом и хлебом, Грегори спросил:

— А этот твой… Тип. Чем он хочет заняться? Стать адвокатом? Писать грошовые книжонки? А может, он откроет курсы для бывших преступников и будет обучать их жить честно?

Она подняла глаза от тарелки только для того, чтобы бросить в его сторону презрительный взгляд, а затем молча отвернулась.

— О да, — продолжал издеваться Грегори, — перед ним откроются поистине блестящие перспективы. А ты… Все женщины города будут завидовать тебе. Весь свет общества кинется отыскивать отщепенцев и возвращать их на путь истинный. А может быть, даже станет модно жить в лачугах и одеваться в лохмотья! И чтобы под ногами путался выводок грязных сопливых детей…

— Побереги свое красноречие для другого случая, — отозвалась Виолетта. — Тебе не удастся уговорить меня отказаться от задуманного.

— Неужели то, что случилось в Лоуренсе, ничему тебя не научило?

— Ну почему же? — с готовностью ответила она. — Я извлекла из этого случая урок: в следующий раз я возьму два револьвера — один направлю на дверь, а другой — на кассира. И пристрелю любого, кто попробует мне помешать.

— Ах, вот как! Значит, будет и следующий раз?

— Это в какой-то мере зависит и от вас, мистер Клайн.

— Мистер Клайн? — Грегори невесело рассмеялся. — После всего, что мы пережили вместе, ты называешь меня так официально… И кстати, я не понял, что ты хочешь сказать.

— Я знаю — ты хотел бы заполучить эти деньги… Ну что ж, это было весьма близко к истине. Правда,

Виолетту он тоже охотно бы заполучил. И не только сиюминутно, потому что она красива и желанна. Нет, жизнь с ней обещала стать постоянным приключением… Если только ему удастся дожить до этого приключения и не сойти с ума…

— Расскажи мне о своей семье, — неожиданно попросила она.

— Почему ты спросила? — Вопрос застал Грегори врасплох.

— Просто мне любопытно. — Виолетта пожала плечами.

— О да, помню. Вчера ночью тебе тоже было любопытно. Но это была только уловка, чтобы заставить меня отойти от двери и освободить тебе путь к бегству. — От воспоминаний о прикосновениях ее рук Грегори бросило в жар.