Проводив Рози, я расцеловала Клео в благодарность за то, что она вернулась к жизни, и носила ее на груди, чтобы согреть.

С этого момента мы с Клео пришли к согласию и пониманию. Купания, решили мы с ней, годятся только для птичек.

Клео оказалась неплохим учителем. Как все талантливые педагоги, она подбирала методы и подходы в соответствии с возможностями и способностями учеников. История с несостоявшимся утоплением продемонстрировала, что я все-таки не обречена угробить все, что встречу на пути. Впервые в жизни я кого-то спасла, реанимировала живое существо. И сейчас Клео давала мне второй шанс.

Кошки — одиночки по натуре, однако, невзирая на это, они способны быть добрыми и понимающими.

— Не волнуешься? — спросила я Роба, защелкивая коробочку для школьного завтрака.

Сэндвичи были с хлебом из непросеянной муки, самым здоровым хлебом, какой только появлялся на полках супермаркета. Роб, конечно, предпочел бы пышный пшеничный, но я твердо решила, что помогу ему вырасти здоровым и крепким. Пусть я не могу научить его полюбить брокколи и ростки фасоли. Все равно найду способ их в него запихнуть. Больше с этим мальчиком не должно случиться ничего плохого.

В школе с пониманием отнеслись к нашему решению подержать Роба дома пару лишних недель. Он должен был пойти во второй класс, так что знал почти всех ребят в своей группе. И все же он в первый раз отправлялся в школу без Сэма, и мы невольно беспокоились. С тех пор как Роб начал учиться, ни один его день в школе не обходился без Сэма. Во дворе, где играли в войну, эмоциональный старший брат защищал младшего, более миролюбивого братишку. Никто не осмеливался затеять с Робом драку, потому что знали, что придется иметь дело с Сэмом (который славился на всю школу своими ударами в стиле Супермена). Как только не называли братьев: Старски и Хатч,[6]Бэтмен и Робин… Они были неразлучны, каждый дополнял другого.

— Ты меня подвезешь?

— Конечно, — сказала я, застегивая ему пуговки на новенькой рубашке. Красивая рубаха, в ковбойском стиле, по белому фону летят крылатые золотые кони. Крылья и перья неотступно преследовали нас, возникали в нашей жизни на каждом шагу. Рубаха была немного кричащая, но Робу она понравилась, и я решила не мешать ему проявлять свою индивидуальность.

Стив больше не спорил со мной о том, сколько должна стоить детская одежда. С помощью Роба мне удалось обегать за последние две недели дикое количество магазинов и лавочек. В школе у Роба, как и в большинстве начальных школ в Новой Зеландии, единой формы не было. Идея была постараться создать непринужденную обстановку. На деле это приводило к тому, что большинство родителей тратили на детскую одежду больше средств и времени, чем оно того заслуживало.

В день возвращения в школу на Робе все было новеньким, с иголочки, включая башмаки с мягкими, как мармелад, подошвами. («Они скрипят, — беспокоился он, пока мы сражались с макаронинами-шнурками, — надо мной смеяться будут». — «Если и будут, так это только от зависти», — уверяла я). Нарядная одежда, модельная стрижка — все это было вызовом матери миру: этого мальчика любят, за него есть кому заступиться. Только попробуйте тронуть его хоть пальцем. Единственной не новой вещью были часы с Суперменом на тоненьком запястье.

— А вдруг ко мне пристанет хулиган? — спросил Роб, застегивая стальной браслет часов.

Я напряглась. Если бы это было возможно, я бы тенью следовала за ним повсюду, оберегала на каждом шагу, ловила каждый вздох его шестилетних легких и, уж конечно, бросалась бы на его обидчиков.

— Никто не пристанет, — ответила я, всей душой желая, чтобы мои слова оказались правдой. Но что, если я ошибаюсь? Оставшись без брата, Роб может привлечь внимание каких-нибудь эмоционально неразвитых ублюдков. — Скажи учителю, чтобы позвонил мне, если ты захочешь уйти домой раньше времени. Я сразу приеду.

— Присматривай тут за Клео, — напомнил Роб, открывая дверь холодильника и доставая кувшин с молоком, слишком тяжелый для шестилетки. Кувшин булькал, пока Роб наливал молоко в блюдце, а заодно и на пол.

При виде того, как льется ее любимая жидкость, Клео от удовольствия выгнула спину дугой. Хвост развернулся на всю длину, заработал, зацокал язык.

Перебравшись в старую комнату, Роб стал лучше высыпаться. Кошмары и страшные сны приходили все реже. Не сомневаюсь, что теплый, как батарея, котенок, притулившийся под боком, сыграл в этом решающую роль.

От резкого стука в окно я подскочила. К стеклу прижимались скулы, которые могли принадлежать только Джинни Десильва, самой гламурной женщине на зигзаге. Губы совершенной формы сложились в улыбку, достойную глянцевого журнала. Подняв три ухоженных пальца, она помахала нам блестящими ногтями и крикнула: «Приветииик!»

Джинни принарядилась: золотая виниловая курточка, накладные ресницы, серьги величиной с канделябры и длинный хвост, спадающий на одно плечо. Мои затрапезные спортивные штаны и выцветшая футболка меркли рядом с этим великолепием.

Мальчик, ровесник Роба, крепко держал Джинни за руку. Волосы торчком, хитрая мордочка.

— Это Джейсон! — восторженно завопил Роб.

— Что он за человек? — прошипела я сквозь зубы, одновременно улыбаясь и кивая Джинни.

— Он из Банды Крутых.

Ах, ну как же! Эта легендарная Банда Крутых. Я как-то слышала разговор Роба с Сэмом о том, что они скорее выкрасят себе яйца в синий цвет, чем согласятся войти в Банду Крутых. Но это только потому, что никто их туда не приглашал.

Единственная вещь на свете была круче Банды Крутых — это родители членов Банды Крутых. Сплошь врачи, юристы, архитекторы, они устраивали у себя теннисные матчи по очереди, так чтобы каждый мог похвастаться своим кортом и садом. Джинни и ее муж Рик были королем и королевой родителей Банды Крутых, потому что до них обычные профессионалы не дотягивали. У Рика была студия звукозаписи. А Джинни… ну от нее много и не требовалось — только уметь изящно драпироваться в искусственные меха и быть Джинни. Занятие журналистикой приучило меня выносить скоропалительные суждения. Топ-модель — следовательно, очень красивая и очень худая, следовательно, поверхностная, следовательно, интересуется только мужчинами и своим внешним видом, следовательно, туповатая, следовательно, мне лучше держаться от нее подальше. Джинни в том единственном разговоре, который у нас состоялся, когда наши машины столкнулись на зигзаге, сообщила мне, что она акушер-гинеколог, хотя верилось в это с трудом. Слишком нелепо, чтобы быть правдой. Я даже решила тогда, что она чего-то наглоталась.

— Привет, — сказала я, открывая входную дверь и щурясь от слепящего блеска ее каштановых волос.

— Ух ты! Котенок! — крикнул ее сын прежде, чем мы успели обменяться обычными любезностями.