– Ах ты мой милый! – растрогалась она.

– Ты ведь не завтракала? – спросил Федор Федорович.

– Я не хочу…

И она очень выразительно на него посмотрела. Он все понял, схватил ее, сжал, начал целовать… и через мгновение дверь в спальню хозяина закрылась. Апельсинычу это не понравилось. Он вообще терпеть не мог плотно закрытые двери. Хотелось залаять, но после изничтоженного кейса он решил быть тактичным, мало ли что, наверное, так надо… Ладно, пусть, пойду-ка я посплю… Но заснуть ему не удавалось. Из спальни доносились звуки, смущавшие его собачью душу. Такого еще не было с этим хозяином. С прежними иногда бывало, но очень недолго, а тут… Скрип кровати, какие-то стоны, вскрики, лихорадочный шепот и снова стоны… Но вот дверь открылась, вышел хозяин голышом и, чуть пошатываясь, прошел на кухню, не обратив внимания на Апельсиныча. Он поставил на поднос стаканы, бутылку, фрукты и пошел обратно. Апельсиныч тихонько тявкнул.

– Извини, брат, такое дело… – сказал хозяин и снова скрылся в спальне, ногой закрыв дверь. Из-за двери доносился смех, потом все стихло ненадолго, и опять началось…

Апельсиныч волновался. Обо мне, что, забыли, со мной надо погулять, я же три раза в день гуляю… Но вскоре в спальне стало тихо, вышел хозяин, уже одетый, хотя вид у него был как после выпивки с другом Ильей… Апельсиныч успел краем глаза заметить, что тетка спит.

– Пошли, брат, погуляем!

Апельсиныч восторженно взлаял.

– Тише ты, дурачок! Она уснула… Это, брат, такая женщина, только спятить… У меня таких еще не было, да и вряд ли будет…

Они пошли в парк. Хозяин спустил пса с поводка, а сам плюхнулся на сырую лавочку. Апельсиныч побегал, справил свои дела и вернулся к лавочке. Хозяин сидел, закрыв глаза. Спит, что ли? Нельзя долго сидеть на сырой лавке, подумал Апельсиныч и тявкнул. Хозяин открыл глаза.

– Нагулялся? Пошли домой!

Все-таки мой хозяин самый лучший, я ведь знаю, чем он там занимался с этой теткой, у меня тоже такое было, и я потом спал без задних лап, а он не забыл обо мне, и хотя явно устал, все-таки вывел меня…

Когда они вошли в квартиру, им навстречу вышла эта тетка, одетая почему-то в синюю рубашку хозяина.

– Я проснулась, а тебя нет, и Апельсиныча тоже, я поняла, что вы пошли гулять, ну ты силен, я просто отрубилась…

– А я уже соскучился, – нежно проворковал Федор Федорович, – тебе идет эта рубашка, у тебя такие красивые ноги… И вообще… Я просто схожу с ума…

– А я уже сошла… слетела с нарезки, поверь, я никогда даже подумать не могла, что способна так себя вести.

– Да и я тоже…

– Ты, наверное, черт знает что обо мне думаешь, что я какая-то сексуальная маньячка или просто шлюха…

– Да господь с тобой, ничего я такого не думаю. Я просто не могу себе представить, как дальше жить без тебя…

– А я буду иногда вырываться к тебе, пока не уеду в Испанию…

– Нет! Это невозможно! Не надо в Испанию… Ты ж его не любишь! Что за жизнь у тебя там будет? Перебирайся ко мне вместе с сыном, я люблю детей, умею с ними ладить.

– Федор Федорович, золотой ты мой, у тебя явно давно не было женщины, вот ты и разнежился… О чем ты говоришь? Ей-богу, как дитя неразумное… Я понравилась тебе в постели, и ты мне… просто невероятно понравился, но на кону жизнь ребенка, которого ты даже в глаза не видел… А если у нас не сладится? А я там все порушу? Поверь мне, у нас с тобой сейчас все так изумительно, вне всякого быта. Пусть это будут редкие встречи, но тем они будут ценнее… Поверь, я с ума по тебе схожу, но… Сын есть сын, ему нужен отец, и желательно родной. Но я буду приезжать из Испании, ведь мама останется здесь… А ты только недавно вырвался на свободу и сразу закабалять себя… Зачем?

В душе Федора Федоровича все клокотало от обиды и возмущения. Она это поняла, подошла, села к нему на колени. Принялась ластиться.

– Ну что ты, милый, не обижайся… Ты для меня чудовищно важен… Я, может, даже люблю тебя, но…

– Нет, никакая это не любовь, Ирочка! Это как-то иначе называется, влечение, что ли… Я не силен в такой терминологии. Я вообще достаточно примитивный тип.

– О нет, ты совсем не примитивный, ты в чем-то даже очень тонкий и проницательный, но ты, наверное, забыл, что писал Толстой в «Анне Карениной»…

– И что же он писал?

– Сколько сердец, столько родов любви…

– Знаешь, я эту самую «Анну» едва смог одолеть. Кошмарная какая-то баба… Всю кровь у двух мужиков выпила…

– Федор Федорович, ты с ума сошел! – рассмеялась Ираида. – Но, значит, все же одолел, если так говоришь.

– Пришлось, но с такими муками…

– Если ты хочешь меня шокировать, то напрасно, мне наплевать на твой культурный багаж… Ты для меня идеал мужчины.

– Так в чем же дело? Почему ты не хочешь быть со мной, выйти за меня?

– А нельзя выходить замуж за идеал!

– Почему, интересно знать?

– Очень просто – некуда уже повышать планку, и в браке начнутся сплошные разочарования… Идеал померкнет, а я так не хочу!

Федор Федорович не знал, что на это ответить. Он молча пожал плечами. И произнес:

– Ладно, будь по-твоему.

– Вот и чудесно! А сейчас мне надо во что бы то ни стало хоть на полчаса заехать к тетке, а то потом разговоров не оберешься.

И она начала одеваться.

– Но я думал проводить тебя на вокзал…

– Нет, не нужно, милый, это лишнее. Закажи мне такси и я поеду…

– Как угодно!

Машина пришла через пять минут.

– Федор Федорович, милый ты мой, не обижайся на меня, поверь, это был самый лучший день в моей жизни, мне никогда и ни с кем не было так хорошо, и тебе, судя по всему, тоже… Вот и будем радоваться, что мы нашли друг друга. И давай не будем друг друга терять… Звони мне, я тоже буду, и приеду при первой возможности, и ты приезжай… Короче, у нас все только начинается, дорогой мой…

– Что начинается, Ира? – горько усмехнулся Федор Федорович. – Знаешь, это как в плохом кино… только увлекся сюжетом, а кино уже и кончилось. Чувствуешь себя обманутым.

– Но ты же не мог думать, что я сразу… все брошу… забуду о сыне…

– Да ладно, что мы будем толочь воду в ступе, все более чем ясно. Такси ждет. До машины-то можно проводить?

– Ну конечно! Что ты спрашиваешь!

Они спустились вниз.

– Ну все! И прости меня, милый, я не хотела тебя обидеть.

– Да, понимаю, ты не хотела меня обидеть, ты просто захотела меня, получила свое и теперь отваливаешь!

– Фи, как грубо! Но я не сержусь, я все понимаю, и обязательно буду еще звонить.

И она уехала.