Не столь давняя февральская революция 1848 года спровоцировала пожары восстаний в Европе. Множились локальные конфликты, однако ни один из них, к счастью, не привел к большой войне. В паре случаев созывались мирные конгрессы, в других дело удавалось урегулировать и так. Например, король Пруссии отправил войска в Данию, чтобы поддержать восставших немцев, живущих в земле Шлезвиг-Гольштейн. Однако, когда выяснилось, что другие великие державы, в том числе Россия, симпатизируют Дании, он отозвал свою армию.

Пока что идея баланса сил обеспечивала мир. Единственной серьезной проблемой оставалась огромная Османская империя, которая постоянно подвергалась нападкам со стороны различных народностей и стояла на грани распада.

Опасения были обоснованными. Поздней осенью 1851 года дни «европейского концерта», как и европейского мира, были сочтены. До очередной большой войны оставалось всего несколько лет, и в грядущих вооруженных столкновениях Иммануил Нобель и его сын Альфред неожиданно окажутся в центре событий.

Но прежде 17-летнему юноше предстояла поездка в США.

* * *

Многое говорит за то, что Альфред Нобель отправился на запад в сентябре 1851 года и что брат Людвиг проделал часть пути вместе с ним. На ранней сохранившейся фотографии молодого Альфреда он сидит, слегка склонившись плечом к Людвигу, он в темном костюме, белой рубашке с высоким воротником и черным галстуком-бабочкой. Фотография, так называемый дагеротип, датируется примерно этим временем, и легко представить себе, что братьев отправили в фотоателье, прежде чем они вместе пустились в дальний путь3.

У Альфреда короткие и, по словам родственников, светло-пепельные волосы, расчесанные на косой пробор. Знавшие его лично утверждали, что лицом он больше вышел в мать, чем в отца, в то время это касалось обоих братьев. Они очень похожи, хотя 19-летний Людвиг уже отрастил роскошные темные бакенбарды, в то время как Альфред с юношеским пушком на верхней губе скорее мальчик, чем мужчина.

В отличие от брата Альфред не смотрит в камеру, его взгляд мечтательно устремлен в какую-то точку слева. Кажется, он пытался улыбнуться, но засомневался на полпути и намеренно сомкнул губы, пытаясь изобразить взрослую или, может быть, поэтическую серьезность. У него густые сросшиеся брови и прямой, остро очерченный нос. Глаза кажутся темными, хотя их описывали как светлые, серовато-голубые. Вид у него очень добродушный.

Пароход, который должен был доставить Альфреда в США, отходил из Ливерпуля в конце февраля 1852 года. Судя по отметке российской секретной полиции, Людвиг возвратился в Санкт-Петербург из Лондона в начале декабря 1851 года. Семья инженера Нобеля держала руку на пульсе и располагала средствами – в тот год Лондон был у всех на устах. Там проходила первая в истории международная выставка. Естественно, братья отправились туда4.

Всемирная выставка промышленных работ всех народов – The Great Exhibition of works of Industry of All Nations – открылась в мае и имела сногсшибательный успех: 10 000 участников более чем из сорока стран и несколько миллионов посетителей. Она должна была продолжаться до середины октября. Выставка проходила в Хрустальном дворце (Crystal Palace) – гигантском комплексе из стекла и стали в северной части лондонского Гайд-парка – и стала блестящей демонстрацией научно-технических достижений эпохи.

Инициатива принадлежала принцу Альберту, супругу королевы Виктории[14]. Он давно мечтал об огромной международной выставке последних достижений человечества, и не только потому, что сам бредил техникой. Либеральный принц Альберт воспринимал мероприятие в Хрустальном дворце как британскую миссию глобального масштаба. Прозвучала даже идея сохранения мира.

По словам принца Альберта, мир находился в стадии стремительных изменений, конечной целью которых стало бы «единение человечества». В Хрустальном дворце все нации могли встретиться для приятного общения, отметить успехи друг друга и совместно выработать направление дальнейшего развития. Задача же Англии заключалась в том, чтобы «возглавить распространение цивилизации и достижений свободы».

Принцу удалось даже вызвать симпатии у некоторых представителей церкви, придав этой явно секулярной инициативе элегантное религиозное обрамление. Человека создал Бог по своему образу и подобию, и это в полной мере относится и к человеческому разуму, заявил принц в нашумевшей речи. Поэтому человек обязан «использовать его [разум], чтобы познавать законы, при помощи которых Всевышний управляет своими творениями, и, сделав эти законы принципом действий, покорить природу на благо человеку, который сам является орудием Божественного»5.

Таким образом, изобретатели, инженеры и ученые – орудие Божье, а вовсе не подстрекатели-богохульники, подчеркнул Альберт. Когда выставка открылась, существовал даже «Моральный и духовный путеводитель по великой выставке» (Moral and Religious Guide to the Great Exhibition).

Королеве Виктории было тогда всего 32 года, но она уже 14 лет правила Англией (и будет править еще 50). Всемирная выставка в модернистском стеклянном дворце стала ее крупнейшим триумфом, и за пять месяцев работы выставки королева посетила ее сорок раз. Там побывали все. В числе посетителей можно назвать Чарльза Дарвина, еще не опубликовавшего свои размышления об эволюции, а также знаменитых писателей Шарлотту Бронте и Чарльза Диккенса.

В последнюю неделю перед закрытием выставки в октябре по ее светлым залам ежедневно бродили более 100 000 человек, слушая свист пароходных свистков и пыхтение механических прялок. Тут же показывали электрический телеграф, который королева назвала «действительно чудесным», паровые машины и газовые лампы, микроскопы и барометры, локомотивы, револьверы и ружья. Здесь можно было найти и станки по производству шоколада, и фонтаны духов, и слоновьи бивни, и даже складное пианино. «Чересчур», – как написал в язвительном комментарии усталый Чарльз Дарвин6.

Среди тех, кто выделялся в толпе в эти последние дни, была и шведская писательница Фредрика Бремер. Бремер, уже прославившаяся и всячески восхваляемая в британской прессе, возвращалась домой после двух лет, проведенных в США. С радостным возбуждением она отмечала, как преобразилась Англия за короткое время ее отсутствия, поднявшись из «бледного уныния нищеты», где малые дети тянули лямку на фабриках, а подводы с жертвами холеры тянулись бесконечной чередой, до «новой здоровой жизни» и растущего благосостояния.

В Англии колеса вращаются быстрее, чем где бы то ни было, отмечает Бремер. Лондон буквально лопался от давления урбанизации. Британская столица с ее двухмиллионным населением вдвое превосходила Париж и была более чем в четыре раза больше Санкт-Петербурга. В Англии количество населения, проживающего в городах, сравнялось с численностью населения в сельской местности, что само по себе было уникально. Железнодорожное сообщение было самым современным и самым интенсивным в Европе, а во время выставки локомотивы выстраивались в очередь у лондонских вокзалов. Извозчики стояли в четыре ряда, готовые отвезти посетителей в Хрустальный дворец, «роскошно распустившийся цветок благосостояния», если верить Фредрике Бремер.