Где-то работал телевизор: знакомые звуки, стоны и вздохи. Я повернул за угол, в контору, и там нашел Шелдона. Он сидел, положив ноги на стол, заваленный бумагами, на многих из которых был текст, отпечатанный кричащим красным цветом. Он держал банку пива и пялился на экран, где показывали порнофильм. Две силиконовые женщины орудовали пластмассовыми членами. В «Улице Сезам» такого не показывали.

– Как сандвич с арахисовым маслом, – сказал я и нажал на кнопку выключателя на грязном маленьком переносном телевизоре, стоящем на шатком шкафу для документов.

Немытое, в жирных пятнах, лицо Шелдона исказилось от страха и растерянности.

– О, черт, – пробормотал он и глотнул из банки, при этом большая часть пива полилась по замызганному синему комбинезону. – О, черт…

И снова поднес банку ко рту.

Он потолстел и, к моему удивлению, потерял так много волос, что остались лишь тонкие черные пряди, прилипшие к нижней части блестящего черепа. Они напоминали свиные хвостики, прикрепленные канцелярскими кнопками. Усы стали больше и уродливее, но не настолько велики, чтобы скрывать дряблое лицо Шелдона.

Он выглядел ужасно. Старый, толстый, больной. А теперь еще и напуганный.

– Какого черта ты здесь делаешь, Бирс? – спросил ни наконец.

Захотелось увидеть единственного оставшегося в живых родственника. А чего еще ты можешь ожидать от человека, только что выпущенного из тюрьмы?

– Выпущенного? – изумился Шелдон. – Когда, черт возьми, это случилось? Как?

Я стряхнул крошки пиццы со второго стула (в комнате их было только два), принес его к столу и уселся напротив Шелдона.

– Разве ты не следишь за новостями? – спросил я.

– Какими новостями?

На столе – надо отдать ему должное – лежала газета. Я взял ее, посмотрел передовицу и местные новости. Заглянул во вчерашний номер. Ничего.

– Они вчера выпустили меня из тюрьмы. Фрэнки Солера сознался. Ты слыхал о нем?

– Фрэнки Солера?

Он покачал головой. Жидкие пряди беспорядочно замотались.

– Нет, – твердо сказал он. – Никогда.

– Сегодня утром возле своего дома я увидел человека, пригвожденного к столбу. Это был мертвый Тони Моллой.

Шелдон глотнул пива и закашлялся.

– Поскольку Тони Моллой каким-то образом был связан с Фрэнки Солера, с человеком, которого ты не знаешь, – продолжил я, – думаю, что тебе он тоже незнаком.

– Тебя выпустили?

– Потому что я невиновен, Шелдон. Я думал, ты это понимаешь. Думал, что поэтому ты и писал мне раз в год.

К его чести, он отставил банку.

– Я писал тебе, потому что не верил в то, что ты сделал это, Бирс. Но я так и не понял, почему ты им ничего не доказал. Я считал, что у тебя все получается.

Я промолчал.

– Я подумал, – добавил он, – что ты сам себя в этом не убедил.

– Интересное наблюдение.

Я оглянулся по сторонам. Один телефон. Кипа счетов. Работы не видно. Дешевое порно по телевизору.

– Итак, – спросил я, – как дела в «Шангри-Ла»?

– Затишье перед бурей, – сказал он, перегнулся через стол, взял отвратительную на вид беспроводную компьютерную клавиатуру и затыкал в нее толстыми пальцами.

Что-то начало появляться на крошечном плоском экране. Что-то не имеющее отношения ко мне.

– Понимаешь, сегодняшний бизнес требует знаний. Надо быть на шаг впереди. То, чего не знают бездельники в больших автомастерских, убьет их. Помнишь вторую серию спортивного «Фольксвагена-поло GTI», хэтчбэк, 97-2001?

– В ожидании исполнения смертного приговора ни о чем другом мы и не говорили.

Он что-то набрал и указал на экран монитора.

– На него больше нет гарантии. Но есть проблема с верхними клапанами. Об этом мало кто знает. Нужно понимать, где искать информацию. Изготовитель не отремонтирует его даже за большие деньги. Необходима модификация, а для этого нужно обращаться в Германию. Если только…

Он снова отхлебнул пива и широко улыбнулся. Стало заметно, что регулярное посещение дантиста Шелдона не слишком заботило.

– …ты меня знаешь. У меня есть запасные части. Я обладаю информацией. Когда эти машинки начнут кашлять, чихать и разваливаться, люди будут обивать мой порог. Большие деньги.

Я оглядел пустую мастерскую.

– Когда прольется золотой дождь?

Он нахмурился.

Через шесть недель. Самое большее, – через восемь. Парень, что продал мне запасные части, говорит, что проблема созреет при перемене погоды, когда жара сменится холодом. К концу сентября улицы заполнятся мертвыми «фольксвагенами», и некому будет их чинить. Владельцам придется выложить огромные деньги такому человеку, как я.

В углу офиса были составлены восемь картонных коробок с корейскими и японскими надписями. Картинка с изображением автомобиля казалась нарисованной рукой трехлетнего ребенка.

– Ты это купил на распродаже или получил как непроданный товар?

– Что?

– Ничего. Послушай, Шелдон. Мне нужно…

– У меня нет денег.

– Деньги мне не нужны. – Я посмотрел на ступеньки, ведущие на чердак. Там находилась квартира Шелдона, с тех пор как он оставил ферму. В отчаянных обстоятельствах… – В аэропорту «Рамада» неожиданно много народу. Мне нужно где-то остановиться. Всего на одну ночь. К тому же я хочу кое о чем с тобой поговорить.

Он встревожился. Открыл еще одну банку пива, но не подумал предложить мне.

– Кое о чем? – нервно пискнул Шелдон.

Об этой его особенности я уже и позабыл.

Я сразу перешел к делу.

– Мы были счастливы, Шелдон?

Он поерзал на стуле.

– Откуда я знаю? Это был твой брак.

– Мы выглядели счастливыми? Я имею в виду Мириам.

– Да, – ответил он, кивая. – Я никогда не видел ее такой счастливой, как в день вашей свадьбы.

– А после?

– Она и после казалась счастливой. Мы с ней мало говорили. Кажется, ей хотелось, чтобы ты побольше бывал дома. Чтобы больше зарабатывал. Седжвики всегда любили деньги. Семейная черта.

Он огляделся по сторонам.

– Мириам знала, что я растранжирил отцовское наследство. Это ее злило. Она не раз давала мне понять.

Мы с Мириам несколько раз говорили об этом.

– Дело было в тебе, Шелдон. Не в деньгах.

– Нет, – возразил он. Казалось, он осторожно подбирал слова. – И в том, и в другом. У Мириам были идеи, Бирс. Может, ты не заметил, но у нее были идеи.