Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В его отуманенный желанием мозг стукнулась мысль, что неплохо бы разобраться, что к чему. Но, по правде сказать, он так долго жаждал обладать Эсной, что было бы странно, если бы мысль такого рода всё же сумела достучаться до его сознания. Отбросив сомнения, он смирился с тем, что реальность разошлась с его фантазиями, и решительно вернулся к прерванному делу.
Возможно, он даже умудрился бы довести его до конца — всё-таки он действительно был слишком одержим желанием обладать этой женщиной! — но, к счастью, Эсна переоценила свои способности по части терпения.
То есть, сперва она действительно всерьёз рассчитывала перетерпеть всё, что её супругу будет угодно с ней сделать; но в процессе неожиданно выяснилось, что вещи такого рода становятся ужасно, невыносимо неприятными, если пытаться просто их перетерпеть.
Эсна крепилась, Эсна сжимала зубы, Эсна постоянно напоминала себе, что её цель — воспользоваться всеми выгодами своего нового положения, а для этого нужно непременно проявлять терпение, когда супруг оказывает тебе внимание подобного рода.
Но всё это в целом было так обидно и несправедливо — особенно после таких, несомненно, романтичных поступков, как тайная переписка, обмен ночными вазами и карабканья по стенам, — что от досады она расплакалась.
Если до этого момента Грэхард просто установил сам с собой, что Эсна — никудышная любовница, которая совершенно не умеет доставлять мужчине удовольствие, то теперь игнорировать факты становилось сложнее. Женщины, даже если они никудышные любовницы, не плачут в постели с мужчиной, которой им желанен.
Вывод напрашивался единственный, а Грэхард, каким бы самоуверенным мужчиной он ни был, оставался всё-таки умным человеком.
В голове его громко прозвучало ёмкое нецензурное выражение.
Мысль о том, что он нежеланен, была настолько революционной, ужасной и нестерпимой, что некоторое время Грэхард думал исключительно нецензурными словами.
Когда первый шок прошёл, и к нему вернулась способность образовывать логические связи, он с ошеломительным удивлением понял, что только что чуть не изнасиловал собственную жену.
Насиловать Грэхарду приходилось.
Однажды.
И это был совершенно не тот опыт, который он желал бы повторить.
Так что да, осознание того факта, что он только что чуть не изнасиловал Эсну, отрезвило его похлеще вылитого за шиворот ведра ледяной воды. Весь любовный чад выветрился из его головы; на место ему пришли досада, недовольство собой и ею и потребность перевалить ответственность с себя-любимого на того, кто подвернётся.
Выбор тех, кто подворачивался, был крайне ограничен, так что претензии достались, собственно, Эсне.
Недовольно отстранившись от дрожащей и глотающей слёзы жены, он сел на край постели, сложил руки на груди и вперил в неё мрачный тяжёлый взгляд.
Неожиданно получившая свободу Эсна неловко прикрылась и попыталась отползти от него подальше, что, впрочем, не очень ей удалось.
— Я смотрю, — язвительно сказал Грэхард, заламывая бровь, — ум женщин из рода Кьеринов сильно преувеличен.
Переход был таким резким и странным, что Эсна аж плакать перестала, и только заморгала удивлённо, пытаясь понять, почему он её отпустил и к чему была сказана эта фраза.
Демонстративно возведя глаза к потолку, Грэхард мрачно вздохнул и продолжил благородное дело переваливания ответственности:
— Я полагал, солнечная, — прибавил он градус язвительности в голос, — что женился на умной женщине. И что эта умная женщина, — подчеркнул он интонацией, — изволит открыть рот и сказать, если мои действия по каким-то причинам будут ей неприятны.
Упрёк был весьма несправедлив; не то чтобы у Эсны было так много возможностей что-то сказать, да и весьма сомнительно, чтобы он стал слушать, что она там лепечет. Тем не менее, цель была достигнута: это не он теперь такой невнимательный, это она теперь такая безалаберная.
Исступлённо вцепившись в край покрывала как в единственную защиту, Эсна растеряно возразила:
— Но ведь вы теперь мой супруг, и имеете право... — его тяжёлый взгляд заставил её поперхнуться словами и замолчать.
— В самом деле, ты меня сегодня разочаровываешь, солнечная, — продолжил сливать яд Грэхард. — По-твоему, значит, выходит, что женился я на тебе, чтобы приобрести этим право тебя насиловать?
Логическая цепочка показалась Эсне идеальной, и она мучительно покраснела, охотно принимая переваленную ответственность на себя. Ей тут же подумалось, что, в самом деле, она кругом виновата, потому что, действительно, априори полагала, что его устраивает такое положение вещей. Некстати припомнился разговор в беседке, где он упомянул идею с похищением, — действительно, если бы насилие его удовлетворяло, это было бы более простым выходом, не требующим таких сложностей со сватовством. Получается, и в самом деле, она совершенно безосновательно оскорбила его, приняв за насильника, и кругом виновата, что не попыталась остановить его вовремя.
Тут Эсне пришла в голову светлая мысль, что, собственно, особой возможности остановить его у неё и не было — и она даже решилась эту мысль выразить:
— Но вы ведь и слова мне сказать не дали! — праведно возмутилась она.
Однако не такой человек был владыка Ньона, чтобы принимать обратно ответственность, которую уже удалось перевалить на другого.
— В самом деле? — обманчиво мягко поинтересовался он. — Вчера у тебя было достаточно возможностей поговорить со мной. Однако вместо того, чтобы честно заявить, что ты не хочешь меня, ты лепетала что-то о том, что мы ещё не женаты, и это единственное препятствие.
Эсна мучительно покраснела. В вопросах переваливания ответственности она была покуда не так искусна, как он, поэтому окончательно убедилась в своей полной виновности.
Пока она предавалась угрызениям совести, окончательно пришедший в себя Грэхард включил режим параноика и перешёл в атаку.
Опершись одной рукой на кровать, он подался к ней, поймал её взгляд и пугающим голосом развил тему:
— Что ставит перед нами интересный вопрос, солнечная. Раз выясняется, что я нежеланен тебе как супруг, то с какой стати ты, вопреки воле отца, выбрала меня?
Что-то возмущённо пискнув, Эсна отвела глаза, притянула ноги к груди, чтобы быть подальше от него, и попыталась укутаться в покрывало ещё плотнее.
— Возникает мысль, — с опасной мягкостью, за которой виднелась сталь, продолжил он, — что действовала ты не вопреки воле отца, а в соответствии с ней. Это многое объясняет, солнечная, — промурлыкал он. — Пожертвовать дочерью, чтобы получить шпиона в стане врага...
— Да нет же! — подскочила от возмущения Эсна, которой этот совершенно очевидный ход размышлений крайне не нравился.
— Нет? — слегка наклонил он голову набок. — А почему же тогда?