– Я тебя хочу невыносимо. Всегда только одну тебя. Проклятие моё, Бабочка… – говорит, раздвигая коленом мои ноги, а я вздрагиваю, когда он сминает мои губы, подчиняет их себе.

Он небритый, и отросшая щетина царапает лицо, но эта лёгкая боль дарит ощущение жизни, заставляет поверить, что ещё можно что-то исправить. Главное, сильно захотеть.

Его язык настойчивый, властный, требовательный. Нет, сейчас Клим не целует меня, он занимается со мной сексом, не касаясь голой кожи – просто языком. Только с ним поцелуи могут быть настолько сладкими, болезненными и горькими одновременно. И настолько волнительными, что хочется плакать.

– Спалишь же крылья, – шепчет будто бы самому себе, отрываясь от моих губ, а потом добавляет, склонившись к моему уху: – Если ты на всё готова, тогда кричи громче и сопротивляйся убедительнее. Нам нужно как можно больше свидетелей.

Каждая секунда сейчас – словно шаг по верёвочному канату над бездной. И никакой страховки, никаких гарантий. Но мне нечего терять.

Внезапно Клим хватает меня в охапку. Выбивает из головы все глупые мысли, закидывает себе на плечо. Крепко фиксирует моё тело, а я визжу и пытаюсь вырваться, но он идёт вперёд.

– Сволочь, отпусти! Я никуда с тобой не поеду! Я в полицию пойду! – ору, что есть мочи, а Клим уверенно направляется прочь из дома. – Мой отец найдёт тебя, он тебя уроет! Помогите! Полиция!

Я так вхожу в роль: брыкаюсь, визжу, негодую, что на секундочку сама себе верю. Пока не вспоминаю, от чего и от кого мы убегаем. Мы… такое странное слово в контексте всей нашей с Климом жизни. Когда-то такое естественное, оно однажды потеряло свой смысл. А больше ни с кем построить общее «мы» так и не получилось, хотя я и пыталась пару раз.

– Едем кататься, Бабочка, – говорит Клим, старательно изображая пьяного в хлам, и у него даже язык заплетается. – Заткнись, а то больно сделаю!

Мы старательно разыгрываем этот спектакль под взглядами его охранников, которые в полном составе собрались во дворе. Я вижу их непроницаемые лица с совершенно одинаковым выражением, когда Клим пытается запихнуть меня, орущую, в автомобиль. Сама не понимаю, что кричу – какие-то глупости об отцовском возмездии, справедливости и законе. Главное, чтобы все поверили, что Клим – пьян, а я вовсе не хотела с ним ехать. Тогда всё получится и жизнь можно будет начать с чистого листа.

– Клим, ты пьян! – подаёт голос Арс и даже пытается оттащить Клима от машины. – Куда ты собрался?

– Не твоё собачье дело, – шипит Клим и толкает Арса в грудь. – Кататься еду.

– Но ты пьян, – напирает Арс, а я снова ору, требуя помощи.

Но никто не торопится меня спасать, потому что охранникам всё равно – они не заточены на то, чтобы перечить хозяину.

В итоге Арс отступает после небольшой потасовки, и когда Клим всё-таки забирается в салон, громко хлопнув дверцей, я замечаю слабую улыбку на губах его верного пса. И понимаю, что Арс в курсе всего.

Только вот союзник он или враг?

– Значит, всё? – тихо спрашиваю, когда Инфинити трогается с места, и ворота остаются позади.

– Всё, – кивает Клим, и я замечаю его напряжённый взгляд в зеркале заднего вида. – Впереди ещё много всего, но теперь только вперёд.

Когда автомобиль набирает скорость, и мы отъезжаем от дома на приличное расстояние, перебираюсь вперёд и занимаю место рядом с Климом.

– Если тебе нужно с кем-то попрощаться, я могу отвезти, – предлагает, а я на мгновение задумываюсь.

– Нет, не стоит. Если рвать, то резко.

На самом деле никого-то у меня и нет. Пара приятельниц не в счёт – вряд ли они будут по мне рыдать, а больше никого я к себе и не подпускала. Одной было комфортнее и удобнее.

– Если в твоей квартире есть что-то ценное, Арс заберёт. Только ключи ему отдай и расскажи, что именно и где искать. Чтобы он время не терял. Он при своих габаритах умеет быть незаметным.

Я представляю, как огромный и хмурый Арс ходит в моей крошечной квартирке и пытается найти вещи из составленного мною списка. И смеюсь. Клим заламывает бровь, но молчит, а мне кажется, что его взгляд впервые по-настоящему теплеет.

Смеяться – это, оказывается, здорово.

– Нет, Клим, не надо, – говорю, отсмеявшись, и принимаюсь растирать запястье. – Всё самое ценное я всегда ношу с собой вот здесь, – прикасаюсь к сердцу, а потом к вискам. – А тряпки и фантики… нет.

Я откидываю голову на спинку сиденья, Клим смотрит неотрывно впереди себя, и тишина в салоне совсем не давит. Наоборот, ею хочется наслаждаться, в ней хочется купаться. Впереди неизвестность, и я вовсе не понимаю, как меня вообще угораздило вляпаться в это всё. Словно кто-то переключил рычаги и окунул меня с головой в прошлое. И события пошли по тому вектору, который был предначертан, но по чьей-то злой прихоти пришлось прожить восемь лет, чтобы осуществить задуманное.

– Посиди тут, я сейчас, – вырывает из раздумий голос Клима, и следом хлопает водительская дверца.

Я слежу, как Клим, обогнув капот машины, быстро осматривается по сторонам. Но никого нет, кроме нас и ещё одного автомобиля чуть поодаль. Заляпанная грязью невзрачная жертва отечественного автопрома. Таких тысячи на дорогах, и будут ездить по ним ещё сто лет – неубиваемые. Мне не видно, кто там сидит – стёкла в машине тонированы наглухо, – но Клим уверенно идёт вперёд, чтобы через пару мгновений скрыться в салоне.

Дальше события развиваются с какой-то бешеной скоростью: дверцы впереди стоящего автомобиля синхронно распахиваются, на улицу вместе с Климом выходит какой-то мелкий мужичонка в натянутой на глаза кепке. Клим застёгивает молнию чёрной толстовки и прячется за тёмными очками и капюшоном. Когда переодеться только успел? Незнакомый мужик выплёвывает спичку, которую держал до этого в зубах, что-то передаёт Климу, а тот кивает мне, чтобы выходила на улицу. Не проходит и минуты, как мы уже мчим вперёд, а от противного запаха в обшарпанном салоне слегка подташнивает. Инфинити остаётся позади, как и очередной этап этого представления. И это хорошо.

– Так надо, – только и говорит Клим, а я пожимаю плечами.

Минут десять едем по забитой автомобилями трассе, пока Клим не сворачивает на узкую грунтовку. Здесь ни одной машины, и только какая-то старушка ковыляет впереди, опираясь на палку, и ведёт за собой козу. Самую настоящую, с огромным выменем и маленькими рожками.

Я не знаю, куда мы едем, но уверена в одном: Клим не шутил, когда говорил, что отец ему ничего не простит. Это не бред и не паранойя. Не такой отец человек, хотя мне и казалось до недавнего времени, что есть вещи, на которые он не способен. Мне казалось, что при всей жёсткости и бескомпромиссности у него есть границы, за которые никогда не зайдёт. Потому что адекватный, потому что нормальный, потому что способен любить. Но после прослушивания записи телефонного разговора между отцом и Климом поняла, что он способен на всё.