– Разве она это сделала? – Миссис Платц наклонилась к камину. – Я не видела там никаких окурков.

– Конечно, – сказал Ванс. – Один из сыщиков окружного прокурора убрал их за вас.

Она вопросительно посмотрела на Маркхэма, так как не была уверена, серьезно ли говорит Ванс

– Теперь, когда мы поняли друг друга, миссис Платц, я хочу задать вам еще один вопрос, – продолжал Ванс. – Скажите, вы заметили что-либо особенное в поведении этой девушки, когда она была здесь? Вы окажете девушке большую услугу, сказав нам правду. Дело в том, что окружной прокурор и я знаем, что эта девушка невиновна.

Она проницательно посмотрела на Ванса, как бы оценивая, стоит ли сказать ему правду… Очевидно, осмотр убедил ее, поскольку она заговорила:

– Я не знаю, поможет ли вам это, но когда я вчера вошла с тостами, мистер Бенсон выглядел так, будто они о чем-то спорили. Она казалась обеспокоенной чем-то случившимся и просила его не считать обещание, которое она дала. . Я была здесь недолго, и не могла много услышать. Но когда я выходила, то слышала, как он засмеялся и сказал, что все это блеф и ничего не случится.

Она замолчала и с беспокойством переводила взгляд с Ванса на Маркхэма и обратно. Она боялась, что навредила девушке своим рассказом.

– Это все? – спросил Ванс. Его тон показывал, что интерес к дальнейшему у него пропал.

Женщина смутилась.

– Это все, что я слышала, сэр, но на столе лежала маленькая голубая коробочка с драгоценностями.

– Боже мой! Коробочка с драгоценностями! Вы знаете, чья она была?

– Нет, сэр, не знаю. Леди не приносила ее, да и дома я ее никогда не видела.

– Откуда вы знаете, что там были драгоценности?

– Когда мистер Бенсон поднялся к себе, чтобы переодеться, я вошла сюда, чтобы убрать чанные чашки, и коробочка все еще лежала на столе.

Ванс улыбнулся.

– И вы сыграли роль Пандоры и заглянули в нее? Ничего страшного! На вашем месте я сделал бы то же самое.

Ванс отошел от нее и поклонился,

– Это все, миссис Платц. Можете не беспокоиться, с молодой симпатичной леди ничего не случится.

Когда она ушла, Маркхэм набросился на Ванса.

– Почему вы не сказали мне, что у вас есть не известная мне информация?

– Мой дорогой друг! – Ванс изумленно поднял брови. – Вы это серьезво?

– Откуда вы узнали, что мисс Сент-Клер была здесь в день убийства?

– Я этого не знал. Это было мое предположение. Я знал, что сигаретные окурки в камине принадлежали ей, и был уверен, что она не присутствовала ори убийстве Бенсона. Но я решил, что ничто не мешало ей побывать здесь до убийства. Поскольку он вернулся из конторы в четыре, я решил, что она могла быть здесь между четырьмя часами и часом его ухода из дома. Элементарный силлогизм, не правда ли?

– Откуда вы знаете, что она не была здесь ночью?

– Психологические аспекты преступления не оставляют никакого сомнения в этом. Как я вам уже говорил, это преступление совершено не женщиной. Это снова мои мета психические гипотезы, но не будем спорить… Больше того, вчера утром я стоял здесь, на месте, где стоял убийца, мысленно прикинул то, что продемонстрировал вам сегодня, и понял, что убийца был довольно высоким человеком.

– Хорош… Но откуда вы узнали, что она ушла отсюда до ухода Бенсона? – настаивал Маркхэм.

– А когда еще она могла переодеться к обеду? Вы, видимо, знаете, что женщины днем не носят декольте.

– Выходит, вы уверены, что это сам Бенсон принес сюда вечером ее перчатки я сумочку?

– Это сделал кто-то другой, но, конечно, не мисс Сент-Клер.

– Хорошо. Вы во всем правы. Но как вы узнали, что она сидела в этом кресле?

– А где, по-вашему, она могла еще сидеть, чтобы бросить окурки в камин? Женщины удивительно плохие стрелки, даже если речь идет не о стрельбе, а о попадании окурка в камин.

– Этот дедуктивный вывод достаточно прост, – признался Маркхэм. – Но как вы узнали о чаепитии, если у вас не было чьей-то информации.

– Мне не хочется признаваться, но я все же скажу, что на ату мысль меня навел самовар. Вчера я обратил на него внимание и заметил, что в нем осталась вода.

Маркхэм понимающе кивнул.

– У вас удивительная способность использовать материальные ключи.

– Вы заставляете меня краснеть… Однако психологическая дедукция основывается не на определении фактов in esse[36], а только in posse[37]. Конечно, следует считаться и с другими условиями. В данном случае самовар явился только основой для предположения или догадки, которая вызвала на откровение экономку.

– Ну я не спорю, что это привело к успеху, – сказал Маркхэм. – Теперь мне любопытно узнать, что было у вас на уме, когда вы обвинили эту женщину в личной заинтересованности в этом деле? Это замечание указывает на существование каких-то определенных знаний.

Ванс серьезно посмотрел на Маркхэма.

– Маркхэм, я даю вам честное слово, что у меня ничего не было на уме. Я сделал это утверждение, зная, что оно фальшивое, только для того, чтобы устроить ей ловушку. И она попалась. Черт возьми! Я попал в точку, сам того не зная. Я не знаю, почему она так испугалась, но дело не в этом.

– Возможно, – согласился Маркхэм, хотя в голосе его звучало сомнение. – А что вы думаете о коробочке с драгоценностями и разногласиях между девушкой и Бенсоном?

– Пока ничего, – ответил Ванс. Он замолчал и прибавил с необыкновенной серьезностью в голосе: – Маркхэм, послушайтесь моего совета и не беспокоитесь об этой стороне дела. Я уверяю вас, что девушка не причастна к убийству. Оставьте ее в покое, и вы будете счастливы в старости.

Маркхэм внимательно посмотрел на него.

– Я убежден – вы думаете, что вам кое-что известно.

– Cogito, ergo sum[38], – пробормотал Banc. – Видите ли, меня всегда привлекала натуралистическая философия Декарта. Она отходит от всеобщего сомнения и ищет положение в самосознании. Спиноза в пантеизме и Беркли в идеализме совершенно неправильно понимают значение своих предшественников. Даже ошибки Декарта были блестящими, Его причинный метод при всех научных неточностях придал новое значение символам в анализе. Ум, если он функционирует нормально и эффективно, должен сочетать в себе математическую точность естественных наук с такой чисто умозрительной, но наблюдательной наукой, как астрономия. Доктрина Декарта о…

– Да успокойтесь же, – рявкнул Маркхэм. – Я больше не настаиваю на том, что у вас заранее была точная информация. Так зачем вы вовлекаете меня в дискуссию о философах семнадцатого столетия?