Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Спустя время дикие вопли и звон стали возвестили о том, что культистам на заднем дворе приходиться туго.
Рем прислонился спиной к колоде, пользуясь минутной передышкой. В лопатку ему впился какой-то сучок и парень отпрыгнул. Да что вообще это за деревяшка? Аркан присмотрелся — этот сучок живо напомнил ему чей-то горбатый нос. Творец Всемогущий! Это как? На самом деле на этой колоде для рубки мяса было искусно вырезано бородатое лицо какого-то голого мужика. После тщательного осмотра обнаружились также руки, ноги, и все остальное, что полагается иметь голому мужику. Ну и надпись на пузе: «YAGENARIUS» — Ягенариус — Ягенарий.
У Рема в голове что-то щелкнуло.
— Эй, хозяин! — крикнул он. — А откуда вы эту деревяшку взяли?
— Э-э-э… — трактирщик выпустил болт из самострела и принялся крутить ворот, натягивая тетиву. — Это ребятки мои мнэ-э-э притащили, из лесу.
«Ребятки» — толстые и здоровенные вышибалы, которые пытались удержать расползающиеся во все стороны под ударами тарана доски ворот, синхронно помотали блондинистыми головами:
— А мы чё-о-о? Мы ничё-о-о!
Аркан схватился за голову. Они рубили мясо на статуе сектантского святого! Это что — и есть вместилище местного эгрегора? И что теперь делать? Отдавать Ягенария культистам нельзя — это точно. Хорошо бы идола уничтожить, но как? Если убрать колоду, сектанты выбьют ворота! Благо, рядом оказался Флавиан:
— Маэстру! Если мы вам сожжем ворота…
— Если после этого эти бесноватые уберутся, сожгите мнэ-э-э… Хоть все двери в моем доме!
Культисты вдруг полезли через тын. Лучники пришпилили некоторых из них к бревнам ограды, но другие сумели попасть во двор и кинулись к воротам. Рем выдернул из ножен клинок и преградил им дорогу. Кое-как вооруженные, в каких-то лохмотьях — они стали просто смазкой для его меча. Аркан очистил двор несколькими ударами и остановился, оглядывая трупы, лежащие бесформенными грудами и ярко-алые лужи крови на белом снегу. Это не война — это избиение…
— Тащите сюда вон те обломки, — крикнул он, и сам схватив какой-то деревянный хлам, навалил его у статуи Ягенария.
Скоро вокруг деревянного Ягенария образовалась здоровенная куча разного горючего. Флавиан, который все это время стоял на башне, спустился вниз, к воротам, встал на одно колено рядом с колодой, прямо в залитый кровью снег. Он положил правую руку на гору хвороста и замер, закрыв глаза. Вдруг вспыхнуло пламя — высокое, яркое, обжигающее! Оно охватило дрова, хлам, ветки и саму статую, перекинулось на ворота — и совершенно не трогало священника.
Рем смотрел в огонь не мигая: он готов был поклясться, что у брата ничего не было в руках — ни трута, ни огнива, ни какой-нибудь хитрой алхимической смеси… Как он зажег пламя?
За тыном культисты обезумели: издавая нечеловеческие крики, они голыми руками вырвали доски ворот, срывая ногти и кожу, и принялись прыгать прямо в костер, пытаясь расшвырять топливо и добраться до статуи, спасти ее. Аркан встал над Флавианом, который так и замер, в коленопреклоненной позе, и рубил всякого, кто пытался приблизиться.
Полуголый дю Валье, весь в крови и каких-то ошметках, выскочил невесть откуда как чертик из табакерки, его клинки мелькали будто две молнии — и перед воротами образовался целый вал из мертвых тел.
Это безумие продолжалось что-то около получаса — пока Ягенарий не обуглился, и колода не потеряла очертания человека. Потом как-то сразу все закончилось: недобитые культисты упали без чувств, пламя взметнулось до небес и опало, воины опустили оружие.
— Э-э-э… Мнэ-э-э… — прокряхтел трактирщик и поковырялся в ухе. — Вот такое вот… э-э-э… Доброе утро. М-да.
XIII
Север разительно отличался от всего, что Рем видел до сих пор в своих странствиях. Дорог тут почти не было — одни направления. Народ предпочитал летом двигаться по рекам на шнеках и лодках, зимой — тоже по рекам, но на санях. Стоящие преимущественно на возвышенностях, у берегов водоемов поселения северян радовали глаз причудливой и грандиозной деревянной архитектурой.
По большому счету, здесь имелось всего два типа населенных пунктов: городища и селища, если переводить названия с языка саами на имперский. В селище в высоких бревенчатых избах, с крышами из дранки и резными дверями и ставнями обычно проживало сотни три человек, занимались они натуральным хозяйством — земледелием, охотой, рыбной ловлей, ремеслом. Городище же было эдаким укрепленным центром, куда сбегались в случае серьезной напасти. Население около тысячи человек позволяло выставить сильное ополчение, а укрепления в виде рва, вала и тына из заостренных кольев могли защитить от практически любой угрозы, встреченной сынами и дочерьми Севера за свою историю. Кроме магии и имперских легионов, конечно.
Микке рассказывал, что настоящий город тут был один — Байарад. Добираясь до него, путники дважды останавливались в селищах, и Рем всякий раз удивлялся любви северян к специфическим гигиеническим процедурам: залезать в тесный сруб, вдыхать раскаленный на жгучих камнях водяной пар, лупить друг друга метелками, а после бегать и валяться в снегу — это казалось сумасшествием.
Он единожды поучаствовал в подобном досуге, а уже второй раз ограничился только купанием в горячем источнике, которых тут было великое множество. Оазисы вокруг вулканических озер и бурлящих гейзеров испокон веков становились еще одним центром притяжения северян-саами. У исходящих паром водоемов тоже можно было встретить поселения — те же трактиры, постоялые дворы, хутора…
Такие места, полные зелени, почти летнего тепла и разнообразной живности, которая собиралась со всех окрестностей чтобы погреться, разительно контрастировали с окружающим белым безмолвием. Скакали по ветвям кедров и лиственниц клесты, снегири и синички, зеленел мох у камней на берегах источников и блестели капельки росы на свежих, ярких травинках, которые с большим удовольствием жевали нахохлившиеся зайчики. Им явно тут задерживаться не стоило — свирепые хищники нередко становились гостями таких островков лета.
Отряд даже спугнул однажды целую семью огромных серых медведей, которые по какой-то причине не впали в спячку, а коротали время, блаженствуя в сернистых теплых водах. Наверное, им и зимой хватало корма: мишки охотились на рыбу в реках, поджидая добычу рядом с полыньями, или промышляли озерных нерп — водоемов с проточной и стоячей водой на Севере хватало.
На самом деле, благодаря подземному жару стужа здесь переносилась легче, чем на землях вокруг Дымного Перевала, зима была мягкой — почти как в Аскероне. Расплачивались за такой волшебный климат и плодородную почву северяне риском постоянных землетрясений, выбросов пепла, туфа, и самым страшным — извержениями…
— Тунгнафедльсйёкюдль! — без запинки проговорил Микке, указывая рукой, затянутой в плотную меховую перчатку на огромную черную гору, вершина которой озарялась зловещим багровым светом, который пробивался сквозь клубы черного дыма. — Когда я поки-инул Байарад, дым из него уже-е шёл! Теперь наверняка-а Йоккола вся переселилась подальше…
— Это потому у вас все дома деревянные? Чтобы можно было перенести с места на место? — осознал Рем. — Сложил новый фундамент — и переехал?
— Точно! — кивнул северянин. — Только Байара-ад никогда не переносили. Слишком большой, и вулка-анов там нет.
* * *
Зимнюю сказку нарушили запахи гари, паленого мяса и человеческого страха. Черный, жирный дым был заметен издалека — он поднимался над обрывистым мысом, который вдавался далеко в реку.
— Горит Оула! — воскликнул Микке. — Скорей, возможно там кому-то нужна помощь!
Всадники подстегнули коней, и устремились следом за северянином. Копыта, подкованные кузнецом с постоялого двора особыми шипастыми подковами, выбивали из ледяной глади, сковавшей реку, холодное белое крошево. Объезжать мыс пришлось по широкой дуге — склоны его были крутыми, и подход имелся только с одной стороны.
Городище явно брали штурмом, и не так давно. Вытоптанный, грязный снег, следы сотен ног и волочения грузов, пятна крови и испражнений…
— Взгляните! — Флавиан указал рукой на раскуроченный частокол, разбитый вал и полузасыпанный ров. — Здесь поработали стенобитные орудия!
— Нет, это не таран, не баллисты и не требучеты, — покачал головой дю Валье. — Это что-то другое.
— Как бу-удто кто-о-то бил дуби-иной, да-а? — Микке растягивал гласные больше чем обычно, явно волнуясь.
Он спрыгнул со своего битюга, снял с петли у седла секиру и двинулся через пролом в ограде.