Но когда она, наконец, хоть немного стала успокаиваться, он вдруг явился снова. Чуть ли не рыдая, он стал рассказывать ей, какую глупость он совершил, женившись на женщине, которая совсем его не понимает, а тем более ничего не понимает в искусстве. Она, видите ли, считает, что талант это глупости и что ему лучше всего стать чиновником в министерстве. А если уж он хочет остаться художником, то выгоднее всего оформлять дорогие рестораны или рисовать иллюстрации к книгам. Но он уйдет от нее. Пусть он будет нищим, как Модильяни или Ван Гог, но он не изменит своему дару. Ведь именно сейчас он нашел себя и уже пишет картину, о которой мечтал всю жизнь. А он задумал целую серию, и, возможно, толпа не поймет его искусства, но знатоки оценят его. И первой, кого он позовет посмотреть его полотна, будет Лиза, потому что из всех женщин только она способна понять живопись вообще и его в частности. В общем, проговорив в общей сложности час и снова пробудив в сердце Лизы робкие надежды и жалость к нему, он опять исчез почти на месяц. Общие знакомые, которых Лиза как бы невзначай спрашивала, донесли ей, что жену он не бросил, а наоборот, все-таки позволил тестю пристроить себя на какое-то хлебное место и неплохо зарабатывает.

Через месяц он явился снова, и в ответ на робкий вопрос Лизы о его работе, начал кричать на нее, что она просто глупа, если не понимает, как ему тяжело. Это временная работа, ему нужно просто подсобрать денег, чтобы уйти от жены и заняться своими картинами всерьез. Накричавшись вдоволь и излив душу, он снова исчез, предварительно взяв с Лизы обещание, что она будет ждать его, так как она единственная, кто его понимает, и так далее и тому подобное.

Это безумие продолжалось почти год. Он регулярно прибегал к Лизе оправдаться за свою измену настоящему искусству. Она продолжала утешать его, ободрять и ждать, когда он уйдет от жены и вернется к ней. Наконец кто-то сказал ей, что у него родился ребенок. Это был настоящий удар для нее. Одно дело, вернуть любимого человека от соперницы, другое дело, забрать у ребенка отца. Но когда при встрече она сказала ему, что им лучше, наверное, перестать видеться, так как у него теперь есть ребенок, он тут же стал ей доказывать, что творческие натуры не приспособлены для семейных радостей. Простые житейские чувства им чужды. Он не хотел быть отцом, жена обманом забеременела, чтобы удержать его. Может, это и звучит ужасно, но он не создан быть отцом семейства. Он свободный художник, он живет совсем на другом уровне, он создан, чтобы творить, а его хотят заставить менять пеленки. В общем, она опять выслушивала наборы высокопарных фраз вперемешку с потоком жалоб. И не было бы счастья, да несчастье помогло. Однажды Лиза случайно встретила его на улице с женой и ребенком. Он вез коляску, время от времени наклоняясь к малышу и осторожно поправляя ему то шапочку, то одеяльце. Он ласково улыбался младенцу и нежно чмокал ему губами, когда тот начинал кряхтеть и пытался заплакать. В общем, он вел себя как самый обыкновенный любящий папаша, а не свободный художник и выдающийся творец. Рядом с ним шла его жена, спокойная и счастливая. Она немного располнела после родов, но оставалась такой же красивой и была прекрасно одета. Лизу они не видели, а она стояла и смотрела на них, и словно пелена спадала с ее глаз. Никогда он не собирался уйти от жены. Никаких выдающихся картин он не писал и никогда не напишет. Он самый обыкновенный человек, заботливый отец и преданный муж. А к Лизе он прибегал, наверное, тогда, когда у него начинала болеть душа и мучила совесть, что он изменил своей мечте стать выдающимся художником. Эти его побеги к ней были жалкими попытками бунта на корабле, который давно уже никуда не плыл, а стоял на приколе, превращенный в модный ресторан или комфортабельную гостиницу. В какой-то момент он, видимо, почувствовал Лизин взгляд и поднял голову. Их глаза встретились. В первое мгновение он растерялся, но деваться ему было некуда, и, трусливо опустив глаза, он прошел мимо, сделав вид, что не знает ее.

Лиза стояла, глядя им вслед и, как ни странно, не чувствовала ни обиды, ни горя. Наоборот, огромное чувство облегчения и свободы начало охватывать ее. Неужели она так долго страдала и любила вот это несчастье? Вот этого вот заурядного болтуна и фанфарона она так преданно любила почти полтора года? Она смотрела на его уже немного расплывшуюся фигуру, на начинающую лысеть голову и не понимала себя. Отдать полтора года жизни кому? Какому-то ничтожеству. Но теперь все кончено. Она избавилась от этого наваждения. Лиза радостно засмеялась. Ей хотелось, как Маргарите, взлететь в небо и громко крикнуть «свободна!». Никуда она, конечно, не взлетела, но «свободна» все-таки прошептала про себя и, позвонив Эльвире, велела ей немедленно готовить стол, так как она несет бутылку вина отпраздновать одно очень важное событие.

Это было почти четыре года назад, но с тех Лиза ни в кого не влюблялась. Не потому что дала себе зарок, а просто не было в кого. Когда ей попадался очередной романтический герой, она наметанным глазом сразу определяла, что это пустышка. А настоящие мужчины, за которыми можно было бы чувствовать себя, как за каменной стеной, почему-то не встречались на ее пути. Наверное, она просто не попадала в нужное время в нужное место. А если даже и попала однажды под ноги, причем в буквальном смысле, Дмитрию Сергеевичу, то толку от этого тоже немного. Он и внимания на нее не обращает. Только вот нужно разобраться, он ей нужен просто как богатый и красивый мужчина или она влюбилась в него? А если влюбилась, тогда почему же согласилась познакомиться с таким ничтожеством, как вот этот ее жених? Наверное, просто потому что инстинктивно чувствовала: каждая девушка должна иметь выбор. Но, ей как всегда не повезло. Каждый раз, когда она соглашается понизить планку, ей попадается уже такое, что хуже не бывает. Впрочем, хорошо, что он сразу предложил ей переспать. Будет, что сказать маме, чтобы она не жалела о нем и не упрекала ее из-за этого жениха. Ее мама была воспитана в самых консервативных традициях. Она была уверена, что спать можно только с законным мужем, да и то, наверное, только в темноте и только под одеялом.

Подумав об этом, Лиза пришла в хорошее настроение, и когда доехала до Эльвиры, вся ее злость испарилась, и все события дня предстали перед ней в смешном свете.

Эльвира открыла ей дверь с несчастным видом, который в последнее время стал у нее постоянным.

— Люди ходят, гуляют, одна я, несчастная, сижу дома и выворачиваюсь наизнанку, — привычно затянула она свои жалобы. — Ну, давай, рассказывай уже, что там за жених. Хоть стоящий?

— Шутишь? Я вообще не знала, что такие придурки бывают на свете.

И она принялась с юмором описывать свои приключения, изображая в лицах и себя, и его, и свою мать.

Когда они закончили хохотать, Эльвира повела ее на кухню кормить. Наложив ей полную тарелку жареной картошки с котлетами, она с завистью смотрела, как Лиза уплетает еду.

— Слушай, — наконец, не выдержала та, — возьми себе тоже. Я уже не могу смотреть, как ты мучаешься. Ты же голодная.

— Меня кормить бесполезно, — вздохнула Эльвира. — Меня все равно вырвет, а еще буду мучаться от изжоги.

— Почему у тебя все еще продолжается токсикоз? У всех нормальных людей он проходит через несколько месяцев. Ты спрашивала у врача?