В конце концов при свете обеих свечей и тонких лучей солнца, которые проникали сквозь сводчатый потолок цистерны в полдень, я нашел возвышение неподалеку от щели, сквозь которую падал свет. Там из кирпичей, которые я вынимал из неплотной кладки покрытого песком пола, я сделал ровную площадку, на которой было достаточно места, чтобы сидеть и спать. Мне показалось, что вокруг почти не было насекомых, и я не видел змей, хотя этого нельзя было знать наверняка. И нигде не было ни капли воды. Кирпичный пол, лежавший под слоем песка, на ощупь был сух, как кость, выбеленная солнцем.

И речи не могло быть о том, чтобы попасть в две другие цистерны. Со временем при свете свечи я нащупал путь в туннель, который, как я полагал, вел в соседнюю цистерну. Я пришел к заключению, что должны были быть ходы, связывающие все три адских собора, однако я понимал, что попытки отыскать их и проложить по ним путь были связаны с непреодолимыми опасностями. Я уже говорил, что приехал в Р'сафа не для того, чтобы искать смерти.

Имя Лореданов стало известно только в 1200-х годах. В это время наше имя, Фальер, было уже знаменитым. Мы были дожами в одиннадцатом веке…

Как и многие венецианские патриции, Лореданы разбогатели на торговле шелком и пряностями, так что все разговоры о том, что они являются отпрысками древнеримского рода, — не более чем пустая болтовня. Не великую империю, а великие рынки: Антиохию и Бейрут, Алеппо и Александрию — находим мы в их ранней истории. Однако Лореданы добавили сюда еще один заворот: они были пиратами и захватывали христианские суда. Посему история их имеет своим началом грабеж и насилие. Я прилагаю судебное постановление, датируемое 1290-ми годами, из которого мы узнаем, что двое Лореданов, Дзането и Дзорци, были привлечены к ответственности купцами-христианами из Амальфи. Они угнали судно с берегов Мальты, и из документов явствует также, что уже тогда они занимались работорговлей…

Их первые дома находились в приходе Сан-Витале, но в четырнадцатом веке они переселились к северному рукаву Большого канала, над мостом Риальто.

[Далее Фалъер сообщает генеалогию Лореданов и приводит очерк их деятельности в области коммерции и государственной службы. Вот основные факты: ]

Роль Лореданов в кровавом заговоре Тьеполо 1310 года весьма туманна. Многие документы (Приложение 4) свидетельствуют, что сначала они выступали на его стороне, поскольку незадолго до того связали себя браком с великим кланом Тьеполо. Но после того как два перебежчика в ночь перед восстанием раскрыли все подробности заговора дожу и его советникам, Лореданы трусливо перешли на другую сторону. Впоследствии, чтобы выказать свою преданность, они выступали самыми непримиримыми обвинителями в преследовании заговорщиков.

[Опущено…]

Таким образом, я заключаю, что Леонардо Лоредан (рожденный в 1349-м) стал одним из самых коварных ростовщиков своего времени. Он был гораздо хуже евреев — те обманывали только людей незначительных. Леонардо крал и у богатых, и у бедных. У него было каменное сердце. Он брал от шестидесяти пяти до ста процентов по своим кредитам, его агенты без колебания вышвыривали вдов и детей из их домов, он доводил своих должников до самоубийства и наживался на военных займах. Церковный суд привлекал его за злостное ростовщичество, но ему всегда удавалось выигрывать дела при помощи подарков, подкупа и колдовства (Приложение 7). Позже большая часть его состояния пошла на строительство двух дворцов Лореданов в верхнем городе.

[Опущено…]

Рассмотрев все свидетельства (Приложения 12–14), мы не можем не прийти к заключению, что основная ответственность за мучения дожа Марина Фальера лежит на Андреа и Даниеле Лореданах. Если говорить прямо, они выступали как подхалимы в отношении семей Дандоло и Градениго, поскольку рассчитывали на выгодные браки. Дож Фальер резко осадил их, поскольку стремился держать представителей этого недостойного рода подальше от государственной службы. Впоследствии Андреа и Даниеле приписали ему связи с группами недовольных простолюдинов, представили фальшивые доказательства его секретных махинаций против правящих кругов, манипулировали Советом Десяти, потребовали для него жестоких пыток и даже распространяли нечестивые стишки о его молодой жене:

У Марина Фальера жена как королева.

Он дарит ей платья, другие же спят с ней.

Коротко говоря, они готовы были пойти на любую жестокость в своей решимости уничтожить дожа, и в течение нескольких часов в ночь на 17 апреля 1355 года Марина Фальера допросили, вздернули на дыбу, подвергли пыткам и обезглавили — горестное событие, ставшее самой черной страницей в истории Венеции.

[Опущено: страницы, посвященные свержению дожа Франческо Фоскари в 1475 году]

Содомия, это грязное и опасное преступление, — еще одно свидетельство жестокости и лицемерия Лореданов. В начале мая 1408 года, когда Совет Десяти разоблачил тайную секту содомитов, в которую входили люди как из верхнего, так и из нижнего городов, Лореданы, чувствуя подъем общественного страха и отвращения, возглавили партию, требовавшую для обвиняемых самого страшного наказания, то есть сожжения, каковой приговор и был вынесен нескольким не особо знатным дворянам. Двадцать восемь лет спустя, когда Андреа ди Леонардо Лоредан был застигнут ночью in flagrante[3]с одиннадцатилетним мальчиком из нижнего города, Лореданы поспешили замять дело, и Андреа приговорили лишь к выплате смехотворной суммы в семь дукатов в пользу семьи простых челядинцев, родителей мальчика.

Как с содомией, так и в случаях коррупции, насилия и скандалов с монастырями, которые оказывались подобием публичных домов, верно одно: когда в дело вовлечены члены их собственного клана, Лореданы всегда требуют терпимости и снисходительности, но когда они могут извлечь выгоду для своего имени и состояния из кровавой жестокости, они присоединяются к партии непримиримых. Я допускаю, однако, что в этом отношении они не отличаются от Морозини, Контарини, Дандоло и других правящих семей.

Низкая, отвратительная, злая исповедь — вот что подумаете вы, отец Клеменс, а что еще вы можете подумать? Поэтому я хочу предупредить вас прямо сейчас: она будет еще отвратительней, Боже, помоги мне, если я стану описывать события так, как они происходили, и я описала свое третье низменное деяние в точности, как оно было, чтобы вы поняли, как низко я пала в своем грешном желании отомстить Марко. Вы могли бы сказать, что я жаждала насилия от Агостино или даже (раз уж все пошло так) что я сама набросилась на него в порыве наслаждения. И ведь я не перестала совершать этот грех, — как я могла? — Марко не собирался прекращать, история не должна была стать достоянием сплетников верхней Венеции, никто ничего не знал, грех держался в тайне, он, как мерзкая гадина, постоянно был во мне, поэтому я продолжала бесчестить Марко даже в своем воображении, ведь он то же самое делал со мной. У меня не оставалось больше чести, только маска дамы, гордо ходящей к мессе по воскресеньям, кроме того, вспомните, что именно он положил начало этому падению, насилию и распутству, и только он, муж мой, обладал властью прекратить его, я этого сделать не могла. Скажу еще, что ни разу не выказал он сожаления, печали или стыда и что он прикасался ко мне только для того, чтобы отдать мое тело Агостино, который знал, что в тот, третий раз я украла удовольствие, в конце концов, я цеплялась за него. Теперь я понимаю, почему я снова не обратилась к отцу, не написала ему обо всем в письме: я погрязла в грехе и не желала отказываться от него, хоть я и приводила себе другие причины, почему не говорю ему. Я признаюсь в этом в первый раз; итак, вы видите мое падение и понимаете, почему Агостино начал думать, что оказывает мне большую услугу каждый раз, когда Марко отдавал меня ему. Только так Марко мог удовлетворить свои змеиные желания, и только так Агостино мог удержать его.