— А ты не знаешь? — сказала Елка. — Это из-за кошек тебе пришлось сегодня работать в одиночку.

Подняла с пола сумку и вынула из нее пулемет — точно такой же, какие были позавчера у женщин из банды кошек. Бросила пулемет на матрас.

— Что они сделали?

— Запугали ваших девок. Запретили им выходить на работу. Решили отомстить нам хоть таким образом. Ссстервы!

Елка осматривалась, подыскивая место для своей сумки. Не найдя места лучше, бросила ее около кресла.

— Запугали? — переспросил я. — Всех? Как? Зачем? И Липу тоже?

— Угрожали, что зарежут их, если те продолжат работать в кафе, — сказала Елка. — А Липу… нет, не запугали. Разве Ряба не сказала тебе, малыш?

— Что она должна была мне сказать?

— Липу убили.

* * *

— Как, убили? — сказал я.

— Зарезали, — сказала Елка. — Ее нашли сегодня около рынка. Без одежды; в мусорной куче. Не сразу и узнали ее: девчонки сказали, на ней живого места не осталось. Всю исполосовали ножами, даже лицо. Истекла кровью.

— Кто это сделал?

— Ха! Кошки! Токо они так развлекаются. Называют это: «поточить коготки». Сучки сумасшедшие.

Слова Елки показались мне лишенными смысла.

— Развлекаются? Коготки? Зачем?

— Видишь ли, малыш, — ответила Елка. — Тут… это: войны между гадюками и кошками не будет.

Елка уселась на свое ложе, поместила пулемет в изголовье.

— Почему?

Елка отвела взгляд в сторону, скривила губы.

— Нам запретили воевать, — сказала она. — Вот кошаки и решили ответить нам хоть чем-то: среди банд так принято. Ну, и… ничо лучше не придумали, как напакостить нам, запугав официанток. Теперь мало кто захочет у Рябы работать. Так что, и завтра, малыш, ты будешь снова работать один.

— Но… Липа тут причем? — спросил я.

— Ну, как же, она была тогда в кафе. И она не гадюка — под запрет не попадает. Как, впрочем, и ты, малыш.

— Под чей запрет, вашу мать?!

Я сжал кулаки, испытывая желание кого-нибудь ударить.

«Успокойся, дубина, — сказал Ордош. — Не ори. Елка-то тут причем?»

— Не злись, Пупсик, — сказала Елка. — Тут уже ничо не поделаешь. Кто ж мог подумать, что эти гадины на такое пойдут? Мы готовились воевать. Правда! Хотели всерьез пустить им кровушку. Пока нам не запретили.

— Кто может вам такое запретить? Вы же бандиты!

Я заметил, что слово «бандиты» заставило Елку поморщиться.

— Кто-кто… — сказала она, — чет я забыла, что ты всего лишь мужчина и вряд ли можешь такое знать. Полиция, конечно! Те их начальницы, которые получают долю от доходов наших банд.

— Не понимаю, — сказал я. — Как это? Полиция состоит с вами в доле и может вам приказывать?

— Ну, не то, что бы приказывать…, но да, может. У нас… как бы это… такой договор с ними: они нас не трогают, пока не поймают на горячем, а мы не пускаем на свою территорию всякую шушеру, прогоняем залетных и таким образом облегчаем им работу; да, и еще не творим на улицах беспредела.

— Но кошки ведь на вас напали! Тебя ранили!

— И чо? — сказала Елка. — Они потеряли при этом двоих бойцов. Как ни крути, а победа осталась за нами.

— А Липа? — спросил я.

Елка пожала плечами.

— А чо она? Она не наша. Да, Пупсик, как бы она мне ни нравилась, но это так. Все понимают, что это камень в наш огород. Но предъявить мы кошакам за нее ни чо не можем. Мы их пальцем тронуть сейчас не имеем права, как и они нас. Если только полиция с них за Липу спросит. Но и это вряд ли.

— Почему?

— Не до Липы им щас. У них все силы брошены на поиски убийц этого слабоумного принца. Им надо хотя бы его трупик найти, чтоб убедиться, что он убит, а не похищен. «Дворец» их за это так трясет, что они о других делах и позабыли! Потому и война им наша щас не в тему. А то бы они с удовольствием за ней понаблюдали. Еще и ставки бы делали, какая банда сколько бойцов за день потеряет.

— Принца?

— Ты чо, не слышал? — сказала Елка. — Дочурке нашей герцогини сосватали в королевстве принца. Какого-то шизанутого. Их поженили в королевстве. Да не смогли его довезти до нас. Бедолагу грохнули неподалеку от города. Да еще и труп его сперли.

— Зачем?

— Да кто знает? Кто-то говорит, что было ограбление. Кто-то — что мутят воду имперцы, чтобы поссорить нас с соседями. Но, так или иначе, а полиции щас не до убийства официантки. Тем более что доказать, кто убил ее, они не смогут. Уж свидетелей-то точно не найдут: кто захочет злить кошек, зная, что у гадюк с ними щас вынужденное перемирие?

«А ты что скажешь?» — спросил я Ордоша.

«А что я должен говорить? — ответил тот. — Жаль девчонку. Или ты ждешь от меня шуточек на тему того, что секс отменяется? Так их не будет. Я хоть и Злой Колдун, но не сволочь».

«В каком смысле?»

«В прямом, дубина. Для меня тоже существуют „свои“ и „чужие“. Если бы всех местных бандюг (ну, пожалуй, кроме Елки) посадили на кол, я бы даже от чтения не отвлекся — начхать. А Липу мне жаль не меньше, чем тебе. Хоть я и привычен к тому, что друзья иногда погибают».

«И что мы будем делать?»

«Что скажешь, друг мой, — ответил колдун, — то и сделаем. Все зависит от того, кем ты хочешь быть в этом мире: серой, незаметной тенью, которую никто не беспокоит, или значимой величиной, не имеющей ни минуты покоя. Решать тебе. В конце концов, ты уже не наивный юнец, способный мечтать об абстрактном всеобщем благе».

«Почему мне?»

«Меня любой образ жизни устроит. Ведь я уже сказал, что собираюсь отсиживаться на заднем плане».

«Предлагаешь мне сейчас принять решение в одиночку?»

«Я соглашусь с ним, — сказал Ордош. — Будь уверен. Мы можем прямо сейчас махнуть на все рукой и отправиться к ближайшему морскому побережью, где станем валяться на песке и бросать камешки в воду. А хочешь — издадим устрашающий рев и снимем шкуру со всех кошек в городе, хоть двуногих, хоть четвероногих. Это нам по силам. Или вернемся к моему предложению сделать тебя местным тираном — так появится возможность навести в герцогстве такой порядок, какой понравится лично тебе».

«А ты бы что посоветовал?»

«Я посоветовал бы сперва поспать, друг мой. Ночь за окном. Да и я тут кое-что еще не дочитал, осталось совсем немного. Не прямо же сейчас нам бросаться вершить правосудие?»

— Ты чо