муки они пришли в неистовство и рванулись вперед, без страха идя на копья.

Взвыли поздабытые мною шаманы, и из щелей в их широких одеяниях стали вылетать тучи насекомых, закручиваясь в воронку, что двинулась к кружащим в воздухе рептилоидам, и встреча тут вышла не в пользу последних. Быстро втягивая их внутрь своего водоворота, они облепляли их столь плотно, что ящеры стали походить скорее на чёрные кляксы, одна за другой падая на землю и на головы сражающимся. И когда они падали на пустые места, было видно, что кожа и глаза их выедены, в плоти зияют огромные кровоточащие раны, через которые виднеется белоснежная кость, и раны росли с пугающей быстротой. Плоть буквально таяла под крохотными, но многочисленными жвалами мелких гадов.

А потом насекомые перелетели через головы сражающихся и стали жалить и кусать топчущихся там сцинков и завров. И по какой-то своей команде они все разом начали отступать.

Минотавры, горгон, рвущий хладнокровных и уже бегущих от него, и кентавры, пытающиеся помочь горгону в преследовании, толпы бестигоров, горов, унгоров, браев бросились давить, преследовать отступающего врага.

Под рыком Дронгора Перворога из общей массы стали выбегать на правый фланг более быстрые унгоры и браи, пытаясь обойти и напасть на противника со спины.

А я вместе с гуртом продолжал биться в щиты, помогая некоторым перепрыгнуть на ту сторону, где они долго не жили, забитые, но успевающие забрать чью-то жизнь. Чуя кровь врагов, они стали бесстрашными. А может они помнили о том, что жертвенная кровь при обрядах шаманов их вновь сможет поднять на ноги?

Глава 5

Две армии рвали друг друга на части словно два обезумевших зверя. Какие бы сильные завры ни были, но и сейчас они проигрывали, теряя своих и пятясь к небольшим холмикам, облепленные тучейкровососущих и мясогрызущих насекомых. А за их спинами я увидел то, на что не обратил сначала внимание. Жаба! Та самая или очень похожая на одну из тех, что громила подземный город крыс. Только тут её ещё лучше было видно. Пятнистая, с короткими и толстыми руками, украшенными множеством золотых браслетов, с зажатым в одной из них коротким посохом, довольно мощными ногами, держащих толстую тушу с выпирающим животом, в крохотной набедренной повязке, а верх корпуса венчала несоразмерно большая голова с огромной пастью, свисающими брылями, дырочками носа и сияющими точками глаз из-под нависшего лба. Золотая пластина прикрывала лоб, а на ней (или через неё) торчали четыре рога, родных или в виде украшения. На толстой нижней губе свисали вниз пара золотых пластинок, при соприкосновении издающих лёгкий звон. Стоящий один, он безмолвно повелевал своими бойцами. Он был опасен не только как командир, но и как тот, кто повелевал более непонятными, незримыми силами.

— Убить! Хауз! Дронгор! Кто-нибудь! Шаманы! Он опасен! — заорал я, пытаясь всем указать на опасного противника. Но выделить из общего шума крик одного существа, не выделяющегося ничем на общем фоне происходящей битвы является нетривиальной задачей. Плевать на зверолюдов, я помнил как группа жаб раскидывались молниями, да и кто тот яд пустил по подземелью, выкосивший всех? Явно такие же тварюки. Да и сейчас жаба показала, на что она способна, до того, как кто-то начал против неё что-то делать.

Взмах коротким золотым жезлом, и смертельная мошкара высушенным дождем падает на землю, хрустя под подошвами. Новый взмах, и раны на телах завров и сцинков начинают затягиваться на глазах, и приободрившиеся завры не только остановились, но и слитно сделали шаг вперёд, опрокинув некоторых не ожидавших такого шага зверолюдов. Третий взмах, и на пути у унгоров, обходящих завров справа, из высокой травы поднимаются несколько новых рептилоидов с несколькими сотнями сцинков, стоящими позади. Новые рептилоиды немного смахивали на хладнокровных, но ведь и так все ящерицы похожи друг на друга, не правда ли? Вытянутые узкие тела и хвост с окончанием в виде шипованной булавы. Шипованное тело и однорогая голова с похожими на шипы зубами. Много шипов.

Перед мордой каждого из них стояли сцинки, которые единовременно ткнули копьями в морды этих игольчатых, и тело зверей охватила дрожь, расходящаяся от морды по телу волнами. За несколько секунд волн стало так много, что они превратились в сплошную вибрацию, а наклонившие голову к земле твари выпустили свои шипы в сторону, с которой их укололи, от головы до поднятого повыше зада.

Многие сотни колючек с лёгким свистом накрыли ничем не защищённых унгоров и браев.

Относительно полной бронёй могли похвастать лишь горы с бестигорами, но они были в другом месте…Почти как стрелы, от двадцати до пятидесяти сантиметров в длину и толщиной в палец мужчины, они впивались в мясо, проникая вглубь органов и разя наповал — если и не убивая сразу, так замедляя, причиняя мучительную боль.

А после такого залпа толпа сцинков, стоящих за спинами стрелков, засвистела, заверещала, расправляя налившиеся краской гребни и, удерживая оружие в свой рост длиной двумя лапами, накинулись на опешивших и потерявших воинственность, утыканных шипами безрогих и мелкорогих, круша их.

А на левом фланге вышла, широко шагая, пара десятков чудовищных пехотинцев, превосходивших в размерах и завров и зверолюдов, направившись к кентаврам и горгону, слишком увязших в избиении хладнокровных. Держа в перекатывающихся мускулами руках огромные цельнолитые бронзовые булавы, вытянув крокодильи морды в сторону противника, они верно слушались маленьких сцинков, сидящих у них на загривках и указывающих им цель. От их чешуйчатой шкуры отскакивали даже самые крепкие копья, а дубинки в щепки разбивали деревянные щиты и дробили кости.

— Крог`си`гооo… Крог`си`гооo… — нечто подобное, насколько можно было распознать, глухо выдавали на разные лады их глотки.

Взмах булавы, и крепкий череп рогатого кентавра лопается, а туша валится с копыт. Удар — и кентавр с перебитым позвоночником пытается подползти к своему обидчику на передних копытах, помогая себе одной рукой, но второй удар его добивает. Удар — и горгон, припадая на одно разбитое колено, отвлекается от поедания сразу двух хладнокровных и ударом лапы смахивает с плеч крогсигора сцинка, буквально размазывая его тельце по твёрдой броне. Удар — и булава вязнет в теле горгона, отчего он ревёт как стадо быков, но при этом всеми четырьмя руками и парой копыт начинает всё крушить вокруг, не считаясь с тем, кто вокруг находится — свои или ящеры. Кроксигоры отрывали головы мертвым и раненым снующим