Гонда не ответил, продолжая не сводить с Тимофея глаз.

— Прав он, Гонда, — решил я развеять колебания друга. — Нечего тебе из–за моей дурости пропадать. Что смог, ты сделал, — несмотря на мокрую одежду и довольно прохладный ветер, меня бросило в жар. Для себя я уже решил, что как баран в стойло послушно не пойду. Хоть кому- нибудь из мужиков голову проломить постараюсь. Желательно, конечно, Тимофею. Заодно и за ворота посчитаюсь. — Видно судьба у меня такая.

Гонда смерил меня взглядом, с ног до головы, и неожиданно расхохотался: — Не обижайся Вельд, но ты и вправду странный какой–то! Какая судьба?! Всё Трое решают! — он повернулся к Тимофею и, с вызовом, добавил: — И сегодня они решили, что Глашка будет спать одна!

— С чего бы это? — мгновенно напрягшись, щербатый сделал ещё шаг в нашу сторону.

— С того это, что мы не спим давно, — раздался злой голос от двери.

— И молчать поутру не собираемся, — согласился с другом Марк.

— А может, вы нас всех четверых повяжете? — вкрадчиво поинтересовался Гонда, у насупившегося Тимофея. — Одного отец–послушник даже не заметит, двоих, поморщившись, простит, но всех утащить! — Гонда, с показным восхищением, развёл руками. — Я даже не представляю, что будет, — друг озадаченно почесал голову. — Просто о такой наглости даже старики не сказывали. О вашей деревне легенды слагать будут!

— Вернее о том, что от неё останется, — решил поправить Гонду Лузга. Он, прислонившись к дверному косяку, с любопытством наблюдал за разворачивающимся действом.

Тимофей несколько секунд, с каким–то злым интересом, рассматривал моего друга, потом что–то решив для себя, сплюнул и растворился в темноте. Мужики, так и не проронившие, за время переговоров, и полслова, всё так же молча, последовали за своим вожаком.

— Жаль я у ворот тебя не пришиб, — послышалась уже издалека и вскоре всё стихло.

Я, молча, вытер холодный пот со лба, чувствуя, что меня начинает изрядно потряхивать.

— Нескучно ты живёшь, Вельд, — широко зевнул Лузга, отлепляясь от косяка. — Я тебя только один день знаю, а ты уже умудрился столько раз в дерьмо вляпаться, что и иная свинья столько не отыщет!

— Ты смотри. Трое пока тебя берегут. Но им может и надоесть. Боги так непостоянны, — добавил Марк, направляясь вслед за другом.

— Пошли в тепло. Ты продрог совсем, — положил мне руку на плечо Гонда. — Тебе с твоим везением ещё и простудиться, не хватало. Тут хоть умри, возницы в свои телеги не пустят.

Внутри было относительно тепло. Печка весело потрескивала, только что закинутыми дровами, рядом с ней, положив под себя по два тюфяка–матраса, громко похрапывали Марк с Лузгой. Я даже позавидовал. Тут иной раз весь извертишься, пока уснёшь, а эти только коснулись головой подушки и уже в царстве Морфея.

— Снимай одежду и к печке двигайся, — деловито распорядился Гонда. — Продрог вон весь. А тут ещё и дует со всех сторон. Подхватишь горячку — нянчись тогда с тобой.

У меня подкатил комок к горлу.

— Опять ты меня выручил, — покаянно посмотрел я на друга, скидывая промокшие обноски. — Во всём прав это урод. Придурок я и с головой не дружу. Ты же говорил, что в деревне остерегаться местных нужно и что напоить могут и даже с бабой угадал. Вот только, сколько осляте псалтырь не читай, он умней не станет. Вот и я… Как тот осёл, — я горестно уставился на весело подмигивающий в печи огонь.

— Да не расстраивайся ты так сильно, — Гонда кряхтя, задвинул на дверях массивный засов, (собственно говоря, единственную прочную вещь в полуразвалившейся халупе). — Это из–за пустоши всё. У нас в деревне бают, что даже если милостью Троих кому–то оттуда невредимым выбраться удаётся, то он всё равно несколько дён сам не свой ходит. И глупости разные вытворяет. Видно Лишний так забавляется! Даже отцы–радетели ходоков в запретный город только раз в седмицу посылают, чтоб в себя прийти могли. Тогда хоть надежда есть, что с добычей вернутся. А у тебя ещё и с памятью беда. Чего же хорошего ожидать? Но я думаю и у тебя, со временем, всё наладится. Главное до Вилича благополучно дойти. Но тут я уж пригляжу.

Мой друг ненавязчиво забрал из моих рук одежду и ловко пристроил на небольшие жердины возле печки.

Я почувствовал, как на глазах начали наворачиваться непрошенные слёзы. Пусть мир тут поганый и могучим властелином мне не быть, но хоть с другом повезло. И, похоже, сильно повезло. Что люди здесь в основном дерьмовые и каждый ради грошовой выгоды, готов ближнего своего на куски порвать, мне и дня хватило понять. И тем невероятнее была удача подружиться с Гондой. Другом, который поможет, научит, да и просто в беде не бросит. Вон даже рискнул с Тимофеем сцепится, хотя мог просто в сторону уйти.

— А почему ты на предложение Тимофея не согласился? — решил поинтересоваться я, пододвигаясь поближе к печке. Языки пламени весело танцевали на осиновых поленьях, окутывая теплом. — Положение то безнадёжное было. Ещё и тебя бы из–за меня схватили. Это же просто чудо, что Марк с Лузгой так вовремя проснулись. Вон как храпят, — мотнул я головой в их сторону. — Их и из пушки не разбудишь!

— Так ты не понял ничего?! — весело рассмеялся мой друг, присаживаясь рядом. — А ну да. Ты же не от мира сего, — хлопнул он меня по плечу. — Всё же с самого начала ясно было. Как только мы в деревню прибежали! Люди здесь плохие. Вот в чём дело то.

— Ну, это–то понятно, — согласился я с ним. — Хорошие ворота закрывать бы не стали.

— Да нет, — поморщившись, Гонда сокрушённо покачал головой. — То, что ворота перед нами закрыть пытались, это как раз нормально. Кому какое дело до чужого обоза? Свои лапти дороже чужих сапог. Так что, если бы обоз не жреческий был, ни в жизнь не открыли бы, — юноша неспешно развязал узелок и, достав небольшую деревянную баклажку, смачно приложился к ней. — Будут они рисковать из–за случайных путников! Если волколаки за ворота проскочат — беда будет. Живучие твари! — Баклажка перекочевала ко мне. — Года три назад к нам в деревню две такие зверюги заскочили. Фомка–кривой вару на посту нажрался и чего–то там не доглядел. И зачем он ворота открыл? У него уже не спросишь. Они его первого загрызли. Насилу этих тварей одолели. А если бы их больше было?

— И многих загрызли? — поинтересовался я, с наслаждением глотнув чего–то холодного и освежающего, по вкусу похожего на квас.

— Да почти два десятка, — вздохнул Гонда, поворошив палкой угли. — Очень уж лютые были. Да вдову Фомки, в тот же день, вместе с детьми на ночь глядя из деревни выгнали. Хорошо не убили.

— Чего же хорошего то? — не согласился я. — Ночью в лесу всё равно далеко не уйдешь. Кто–нибудь да обязательно схарчит. Сам же говорил.

— У нас деревня у самого края леса стоит. — Гонда убрал баклажку обратно. — И река рядом. Может и уцелели. Тут уж как Трое решат.

— А почему эти…. Ну, волки, днём на нас напали?

— Не волки, а волколаки, — поправил меня мой друг. — Волки то помельче будут. А что днём напали, так кто же их знает! — пожал он плечами. — Обычно они на охоту только с закатом выходят. Не любят они солнца. Пережидают его где–то в лесу. Может, вспугнул их кто–то более сильный. Или оголодали совсем. Хорошо деревня рядом уже была. Не отбились бы мы.